Княжна молча слушала этот приговор себе и своему будущему. Внутри всё кипело, Казимира начала задыхаться.
– И еще, дочь моя, несмотря на то, что датчане весьма веселый народ и любят погулять, Харлунд вбил себе в голову, что он должен получить в жены знатную островную деву, не тронутую ни одним мужчиной. И мерзкий Абсалон подзуживает его, нашептывая также Вальдемару, что рубашка девы с кровью после первой ночи будет лучшим доказательством верности Рюгена новым родственникам, так как князь отдаст Харлунду самое дорогое, что у него есть, – его дочь, то есть тебя, Казимира! Так что я запрещаю тебе с сегодняшней ночи твои прогулки верхом, и впредь, когда ты куда-то отправляешься с моего разрешения, тебя будут сопровождать две служанки и мои верные люди. Я не могу рисковать в этой игре с Вальдемаром, понятно тебе это? – Теслав перешел на крик.
Казимира хватала ртом воздух, который вдруг превратился в густое тесто. Наконец она смогла вдохнуть и выпалила:
– Так ты хочешь откупиться от датчан мною? Такую судьбу ты мне уготовил? А как же наш род? Руян тогда скоро не будет, если мы будем мешаться с датчанами, ливонцами и прочими соседями! Знай же, я не выйду замуж за этого проклятого Харлунда, приведи он хоть десять тысяч своих солдат! Это говорю тебе я, Казимира!
Княжна не стала слушать открывшего было рот отца и выскочила из его покоев.
Выхватив факел из рук лучника, охранявшего вход в башню, Казимира почти бегом спустилась в конюшню, рывком отвязала коня, вскочила в седло и пустила его с места в галоп, перемахнув ограду загона, как если бы это был низкий куст. Стражники у ворот, привыкшие к резким выходкам своей госпожи, едва успели отворить тяжелые дубовые ворота и предусмотрительно отступили в сторону. Она неслась, прижавшись к шее неистово бьющего копытами Крона, оставляя за горящим факелом дорожку из искр. Прохладный воздух ночи несколько остудил ее пыл, и она остановила неистового Крона. Казимира осмотрелась: вокруг был лес, наполненный бледным светом огромного диска луны. Факел в руке догорал, роняя капли горящего масла на землю. Княжна прислушалась: невдалеке раздавались голоса и смех. Казимира привязала коня к дереву, потрепала его гриву и, стараясь шагать как можно тише, подошла к освященной поляне. Посередине поляны ярко горел костер, вокруг которого собрались молодые парни-селяне, свободные руяне, коих, по словам отца, земля предков рождала так мало в последнее время. Парни смеялись и пили мед из берестяных баклаг. Один сидящий к ней спиной селянин показался ей знакомым. Что-то кольнуло в сердце, когда она признала Болеслава, ее Болеслава. Он сидел молчаливо, в то время как другие парни хохотали и оживленно рассказывали друг другу истории. Казимира притаилась за стволом могучего дуба.
– А что, Болеслав, – один из парней повернулся к нему и толкнул его локтем, – а правда, что ты говорил с княжной? Дровосек Марек сказывал, что ты сегодня виделся с госпожой.
– Врет твой Марек, – отмахнулся от приятеля Болеслав, – кто я такой, чтобы столь знатная и величественная госпожа со мной говорила?
– Марек часто врет, да не завирается, с чего бы ему придумать такую небылицу? – не унимался приятель.
– Отстань, слышишь? Ни с кем я не разговаривал, не до разговоров мне! – буркнул под нос Болеслав и хотел было встать, но приятель его остановил.
– А вот еще подмастерье кузнеца, что из замка приходит учиться кузнечному делу, давеча рассказывал, что на тебя пялится дочка кузнецова – Любомира, ну, сухоручка! Знатная краля, красивая, жуть! Но рука сухая, всё еще в девках ходит. Много парней из соседних селений на прошлом Празднике водили с ней хоровод, но все ей не любы, и убегает она сразу. Так подмастерье сказывает, что видел, как она рыдает и всё повторяет – Болеслав, Болеслав… Неужели не слыхивал? Или скрываешь от нас зазнобу свою? – парень опять толкнул локтем Болеслава, и приятели расхохотались.
Болеслав непонимающе обвел взглядом приятелей и через мгновение сам залился смехом. В ответ ткнул локтем соседа и встал.
– Некогда мне тут с вами рассказы рассказывать, спать пора давно, завтра рано утром вставать, староста посылает в замок по делу.
– А что за дело такое у старосты в замке? – отозвался сидевший напротив бородач.
– Да коли б я ведал, к Празднику, видать, что-то надо, – Болеслав понял, что сболтнул лишнего.
– Иди уже, коли староста велел, – басом скомандовал старший из парней, сидевший особняком, – да носа не задирай. И расскажешь нам завтра вечером, как там в замке и что.
Болеслав попрощался с приятелями и быстро пошел по тропке к своему хутору. Парни молча смотрели ему вслед.
– Скрытен наш Болюшка стал, как я погляжу, – задумчиво молвил старший, – как бы не поддался чарам княжны-колдуньи, будь она неладна. Марек правду кажет, верю ему. Занялся бы Любомирой, славная девка, души в нем не чает. Я бы такую приголубил, кабы мил ей был…
Старший зло сплюнул, парни закивали, дружно поддакивая заводиле. Притаившаяся за дубом Казимира вспыхнула от гнева, хотела было выйти к ним и показать, кто хозяин в этих лесах, но передумала. Негоже свой гнев проявлять неразумным смердам, да и час поздний, и место уединенное.