Я не знаю, что это было, но, дьявол его дери, оно было ранено и пыталось нам отомстить. Возможно, эта тварь пострадала при взрыве котлов проклятой посудины, что мы пустили на дно, а может, всё было совсем иначе. Если она ранена, то, клянусь жизнью, она смертна. А сейчас нам надо как можно быстрее убраться отсюда восвояси, пока этот монстр не вернулся. Да и англичане нам сейчас опасны как никогда. Иди отдыхать, это приказ!
– Какой уж тут отдых, – намного спокойнее отвечал Лемке. – Не смогу я, пойду помогу парням латать нашу старушку.
– Да уж, сделай одолжение, очисти мостик! – Капитан дружелюбно толкнул локтем бледного товарища и вновь принялся тревожно всматриваться в серые просторы Атлантики.
Корветтенкапитан фон Форстнер прикидывал в перископ дистанцию, отделявшую U-28 от британского транспорта, который маячил на горизонте черным пятном. Охотничий инстинкт подсказывал капитану, что это крупная добыча, которую надо непременно атаковать. Сблизившись достаточно, чтобы рассмотреть очертания парохода более отчетливо, фон Форстнер отметил, что верхняя палуба заставлена контейнерами и грузовиками, осадка говорила о том, что эта посудина загружена под завязку. Чересчур уж легкая добыча, никаких сложностей пустить на дно это корыто. Странно, что у транспорта нет никакого охранения, – судя по всему, англичане не стали сопровождать партию военного груза, который адресовался, видимо, для русских. Они полагались на то, что многие свободные охотники Кайзерлихмарине покоились на дне и кормили рыб. Неудачи на фронтах не позволили германскому командованию наращивать мощь подводного флота, и поэтому атаки на грузовые конвои в Северной Атлантике стали редкостью. Но не для экипажа U-28.
После длительного ремонта субмарина снова стала грозой морей, пуская на дно британские и американские суда. Несколько раз лодка попадала под огонь британских боевых кораблей, была атакована аэропланами, когда совершила вынужденное экстренное всплытие недалеко от берегов Шотландии, но все эти неприятности были не опаснее комариного укуса по сравнению с тем, что пережил экипаж два года назад. Воспоминания о зловещем чудище преследовали капитана, он тщетно хотел привлечь внимание руководства флота к странному происшествию, но его рапорт тут же засекретили и приказали помалкивать. Тогда фон Форстнер попытался провести собственное расследование, поднимая в библиотеке Берлина том за томом свидетельства о странных морских животных и вымерших динозаврах, каждый раз прогоняя мысль о встрече с таким существом как невероятную. Это просто невозможно. Галлюцинация. Если бы то видение было лишь плодом его воображения, то он подал бы рапорт о списании на берег. Но в групповые помешательства капитан не верил. Что тогда напало на его корабль? Корветтен-капитан так и не получил ответа.
Тряхнув головой и прогнав навязчивые мысли, капитан отдал короткий приказ о торпедной атаке. Нещадно дымящий неповоротливый транспорт британцев назывался «Оливковая ветвь». Какая ирония судьбы, подумал фон Форстнер, символ мира будет взорван и потоплен в холодных водах Атлантического океана, не имеющих ничего общего с теплыми местами произрастания оливковых деревьев. Капитан решил немного поиграть с противником, как кошка с мышью – позабавиться самому и дать развлечься своей команде. Данные акустика не оставляли сомнений, что самонадеянные бритты не удосужились сопроводить транспорт боевым кораблем, не было слышно и других посторонних шумов.
– Всплываем! – коротко скомандовал корветтенкапитан. – Носовой аппарат товсь!
Субмарина вылезла всем своим грузным телом на поверхность, будучи уже в зоне оптической видимости британцев. Поднявшись на мостик, фон Форстнер в бинокль наблюдал, как засуетились и забегали микроскопические фигурки матросов по палубе транспорта, узрев хищный контур грозной подводной лодки. Капитан услышал прерываемый ветром звук тревожной сирены, от которого фигурки забегали еще быстрее. Видимо, английский капитан попытался дать полный ход и положить право руля, чтобы уменьшить площадь мишени, которую представлял длинный левый борт парохода. Из труб повалили клубы черного дыма, вода за кормой забурлила, но транспорт был явно перегружен, и мощности машин не хватало для оперативного маневра.
– Правый торпедный аппарат, одиночный, пли! – скомандовал фон Форстнер и с кривой улыбкой стал наблюдать, как запрыгала торпеда, оставляя за собой след вспененной воды. В такие моменты он всегда пытался угадать, что чувствуют моряки этих посудин, когда видят приближающуюся торпеду. Бессилие? Отчаяние? Молятся ли они?
Во время атак на свою лодку мозг и тело корветтенкапитана мобилизовались до таких пределов, что не было никаких эмоций или страхов, голова работала как машина, приказы были точными и краткими, какими, собственно, они и должны быть. Сейчас же, глядя вслед удаляющейся торпеде, капитан чувствовал странную негу в теле, – ощущения были сродни сладкой усталости, какая бывает после атлетических упражнений или любовных утех. Он позволил себе некоторое промедление, ожидая момента, когда торпеда воткнется своим хищным носом в железный борт парохода.
И вот он, долгожданный миг, – у ватерлинии транспорта возникла яркая вспышка ближе к корме, куда, собственно, и предназначался залп. Вскоре капитан услышал резкий хлопок. Показался черный дым, фигурки на борту транспорта хаотично метались.
– Ганс, носовое орудие! – рявкнул капитан молодому офицеру, который, казалось, в нетерпении ждал этих слов, подрагивая всем телом, как гончая перед броском.
– Есть, капитан! – заломив фуражку на затылок, лейтенант Ганс фон Хольштейн в несколько прыжков одолел расстояние, отделявшее рубку от носового орудия, с которого ручьями стекала вода.
– Постреляем немного, господа? – корветтенкапитан с улыбкой обратился к офицерам, стоявшим рядом с ним на мостике. – Сближаемся! Малый вперед!
– Ульрих, не слишком ли мы близко? – обеспокоенно произнес старший помощник.
– Гюнтер, не порть парням веселье, – отмахнулся капитан.
Лодка на полмили подошла к заметно накренившемуся судну. Из кормовой части подбитого транспорта валил черный дым. Подводникам не было видно, что творится по правому борту, но было и так ясно, что англичане судорожно спускают шлюпки. Остается лишь, как на учебных стрельбах, кучно уложить несколько снарядов и сэкономить более дорогие торпеды.
– Ганс, нафаршируй-ка металлом эту бочку с оливками! – крикнул лейтенанту фон Форстнер. – Огонь!
Носовое орудие гулко бухнуло, посылая смертоносный снаряд в борт британского транспорта. Надстройка парохода содрогнулась от взрыва, вздыбился металл, сверкнуло яркое пламя, и в воздух взлетели обломки вперемежку с телами моряков.