Уолтер устало потер глаза. Их щипало от реагентов, но, самое неприятное, что у него начиналась мигрень. Работа еще никогда не доставляла ему столько неудобств. Когда он творил в Аризоне, случались нечастые приступы головной боли, но до самых жутких симптомов удавалось не доводить, благодаря регулярным проветриваниям подвала, установке вентиляторов и, конечно, значительным перерывам между жертвами.

Он хотел закончить с этой работой как можно скорее: пока не разыгралась мигрень, пока не приехали люди Ханга. Часто моргая, он наклонился над своим новым «донором», силясь сосредоточиться. Она начала шевелиться. Еще немного, и придет в себя.

Он включил лампу местного освещения, пододвинул ее к столу и отошел к полкам с рабочими принадлежностями, чтобы приготовить шприц. Его сердце трепетало от счастья – он поднес иглу к свету, мерно постукивая ногтем по корпусу шприца, чтобы избавиться от пузырьков воздуха, надавил немного на поршень – и они вышли вместе с небольшим фонтанчиком яда.

– Ты станешь моим лучшим творением, – сказал Уолтер, скорее себе, чем ей.

Он проверял остроту скальпеля, когда услышал, как женщина начала метаться.

Улыбнулся.

– Все пройдет безболезненно, обещаю. Если ты не будешь сопротивляться.

Он повернулся не сразу, оставляя ей время осознать происходящее и смириться с судьбой, принять неизбежное.

Она смотрела на его коллекцию, как зачарованная. В глазах ее застыло удивление.

– Само совершенство, а? – спросил Уолтер.

Его внезапно обретенный прекрасный белокурый «донор» снова начал отчаянно пытаться освободиться. Ее борьба была совершенно бесполезна, но она все равно не сдавалась, словно путы можно было порвать неимоверным напряжением воли.

Уолтер подошел ближе, любуясь ее силой, ее волей к жизни, к побегу. Он терпеливо ждал, пока она выбьется из сил и сдастся, прекратит бесплодные попытки сопротивления.

Предвкушение заставляло его сердце стучать чаще.

– Ты такая красивая, – прошептал он, лаская в забытьи большим пальцем поршень шприца. Он выбирал, в какую точку на ее изящной шее вонзить иглу.

– И скоро твоя красота будет принадлежать мне.

Минивэн остановился. Джек взглянула на часы. Они были в пути не больше получаса, но мысль о том, что Кэссиди в опасности, меняла восприятие времени. Казалось, дорога заняла целую вечность.

Вьетнамец заглушил мотор и вышел. Через несколько секунд Джек выглянула между задними сиденьями. Они припарковались у небольшой хижины, которая, как заключила Джек, принадлежала Оуэнсу. У двери в домик были сложены коробки и пластиковые емкости. Вокруг были джунгли. Джек боковым зрением следила за водителем. Тот включил слабый фонарик и, едва выйдя из машины, растворился в лесном мраке.

Джек выбралась из минивэна и, пригнувшись, перебегая от дерева к дереву, тихо-тихо последовала за вьетнамцем. Отойдя метров на десять от машины, парень стал ворошить ногами листья. Не найдя, очевидно, то, что искал, он начал водить фонариком, нагнулся, чтобы что-то рассмотреть. У Джек сердце ушло в пятки, когда она увидела, что вьетнамец поднял с земли. Это был мобильный Кэссиди. Парень снова стал разгребать листья, пока не отыскал потайной люк. Открыл его.

Так вот, где этот ублюдок.

Он прятался в тоннелях Кучи, где никто не смог бы помешать ему воплощать свои чудовищные фантазии.