— Знаю, дружище, — согласился Мишель, но его веселое лицо подернулось глубокой печалью.
Да и Филиппус был опечален этой разлукой. Ему очень будет не хватать гостеприимного дома, смеха матери Мишеля, шуток его отца и братишки. И все-таки он чувствовал, что должен уйти, чтобы не размякнуть от этой мирно-блаженной, приятной жизни.
Ясным утром 25 октября 1515 года он и его лакей оседлали своих ослов. У обоих глаза были влажны от непролитых слез, на сердце было тяжело.
Когда они исчезли из виду, Мишель, не в силах сдержать слез, уткнулся лицом в складки одежды на груди матери, прощально махавшей рукой с порога.
— Ну что ты, малыш, — утешала она его, — время залечит твое горе.
— Мое, да, мама, но не его. Нет, его страдания еще впереди… я должен был его удержать… Я плачу оттого, что не могу изменить судьбу.
— Чью судьбу? — спросила она, легонько отстранив его, чтобы дать носовой платок.
Мишель громко высморкался и поднял к ней глаза, в которых читалось отчаяние.
— Его судьбу, мама.
Филиппус в последний раз оглянулся на городок, окруженный вековыми оливковыми деревьями, затем решительно повернул своего осла к Авиньону. Позади, словно изображая печали Мишеля, всхлипывал его лакей.
7
Изабо долго разглядывала собор, мощно вонзавшийся в свинцовое небо. Стоя у каменных ступеней Нотр-Дам-де-Пари — собора Парижской Богоматери, — она напрасно запрокидывала голову с риском сломать шею — ей не удавалось увидеть верхушки шпилей. Она не могла бы сказать, сколько простояла там, погруженная в созерцание витражей фасада и гротескных морд чудовищ на концах водосточных труб.
В этот день, 30 октября 1515 года, Изабо чувствовала, как понемногу расслабляется после длинного и изнурительного путешествия. Оттого, что она такая маленькая находится здесь, перед скульптурным гигантом, забывались ее отчаяние и не нашедшая выхода ярость, бывшие ее каждодневным уделом.
— Упавшая монета — потерянная монета. Потерянная монета годится для плошки нищего, — прозвучал у ее ног насмешливый голос.
Шум голосов постоянно окружал ее с тех пор, как она вошла в Париж с его узкими и грязными улочками. Так почему же именно этот голос привлек ее внимание, тогда как все вокруг непрерывно шумело, приводя в восхищение своей мелодичностью? Трудно было сказать, но она поглядела вниз, словно ожидая увидеть говорящий камень.
От изумления Изабо ахнула. Какое-то уродливое существо, доходившее ей до колен, пробовало на зуб монетку — не фальшивая ли. Существо подняло к ней обезьяноподобное личико и улыбнулось, показав редкие потемневшие зубы.
— Упавшая монета — потерянная монета! — повторило оно, ловко засунув монетку в рукав.
Изабо не могла оторвать глаз от маленького человечка, а тот, казалось, был польщен этим, так как выпятил грудь и откинул грязные волосы с наморщенного лба.
— Потерялась, красоточка? Такую красотку быстренько подберут, как экю с мостовой, — напевной скороговоркой произнес он, вращая круглыми глазами.
Изабо развеселилась.