«Глупец, — подумал Антуан де Колонь, с состраданием взглянув на Гука. — Истина погубит тебя вместе с твоим хозяином…»

— Поступайте как вам угодно, прево, — бросил Антуан, тонко улыбнувшись, — но не забудьте, что дьявол давно обосновался в этом жилище, над которым тяготеет проклятие, и когда-то оборотень уже растерзал заклинателя, прибывшего сюда, чтобы прогнать его в преисподнюю. По-моему, тайны лучше всего усыпляются молитвой, а не чрезмерным рвением.

Гук посмотрел на него круглыми глазами. Он мгновенно осознал скрытый смысл этих невинных на первый взгляд слов, и все понял. Альбери! За всем этим стояла Альбери. Он не мог бы сказать точнее, каким образом, но намек на оборотня был ясен. Антуан знал что-то, что неведомо ему.

Франсуа де Шазерон с трудом возвращался к реальности. Предложение прево устраивало его, поскольку открывало хоть какое-то поле деятельности. Однако перед его глазами чередой проплывали распухшие лица детей, которых он зарезал, дабы умилостивить дьявола с единственной целью — заполучить философский камень. Ему еще слышались их крики, когда он разрезал их животы, чтобы вырвать сердце и еще бьющееся погрузить в расплавленную смесь из свинца и серы.

Сколько раз смеялся он над почтеннейшими мэтрами, учившими, что в основе «Великого дела» лежит не превращение металлов, а преображение самого человека, который должен обрести совершеннейшую душу. Он знал, что они лгали. Все. И лишь с одной целью — обескуражить глупцов.

И только один черный монах наставлял его в его изысканиях, устраивая сатанинские мессы и открывая ему двери к первоначальным истинам. Он нашел бы алкаист, все растворяющее вещество, камень, дающий исцеление, силу и власть. У него не было причин для страха. Сатана был его хозяином. Он давно это знал. Ему просто напомнили, что он давненько не прибегал к его услугам.

Философский камень… Любой ценой… Ценнее его нет ничего на свете…

Холодным взором он окинул обоих мужчин.

— Я буду поститься и каяться, отец мой, пока не восстановлю все разрушенное взрывом, а ваши молитвы отдалят дьявола от этого жилища. Не знаю, что привлекло его, но он мне не страшен. Душа моя чиста, аббат, и если он хотел отнять ее у меня, то он проиграл. Покончим с этим. Я хочу обо всем забыть.

Он обратился к Гуку, которого устраивали слова хозяина: он уже не сомневался, что к этой интригующей истории причастна Альбери.

— Срочно вызови двух надежных каменщиков. Мы пробудем в Воллоре еще трое суток, чтобы согласовать планы расширения замка с архитектором из Тьера, за которым я недавно послал. Я не хочу, чтобы моя жена уехала неудовлетворенной. Так что ты вместе с ней обсудишь все ее пожелания по благоустройству, а я прослежу за работами в моей лаборатории. Ты подсчитаешь стоимость всех работ и предоставишь мне смету. Если моих денег не хватит, жена попросит у своего родственника герцога Бурбонского заемное письмо. Его близость к нашему доброму королю позволит без труда добиться для нас льгот. А все спорные пункты мы обсудим за ужином. Кстати, до отъезда в Монгерль запрещаю беспокоить меня кому бы то ни было. Ни днем, ни ночью. Только отобранные рабочие, которым заплатят за молчание, будут иметь доступ в башню. Даю тебе время до вечера, чтобы все утрясти. После этого наступит отсчет трех суток. Есть возражения, дружище Гук?

— Все будет сделано согласно вашим желаниям, мессир Франсуа, — заверил Гук, довольный тем, что ему предоставлялась свобода действий.

Он наилучшим образом сможет защитить интересы Антуанетты и ускорит отъезд хозяина. Таким образом, Альбери закончит недоделанное в его отсутствие, а он оставит за собой право при встрече выяснить у нее все об этом инциденте. Для очистки совести.