Дормер достал две рации. Одну он отдал капитану. Тот засунул ее в карман.
Это было то самое устройство, которое несколько недель назад дружественно настроенный офицер показал ему на корабле. Называлось оно «Сторнофонз № 5», с передачей и приемом на расстоянии до двух миль.
Капитан второго ранга ушел. Другой офицер стоял у окна и смотрел на освещенный бак. Рулевой, словно бело-голубая статуя, не отрывал рук от штурвала, а юнга снова и снова водил тряпкой по одному и тому же месту — он тоже понимал, что дела идут не так, как надо. Но это почти не трогало мальчика, он все еще с удовольствием вспоминал, как стрелял из ракетницы. Капитан, не обращая внимания на Рейкса, подошел к карте и вместе с капитаном третьего ранга уточнил координаты корабля.
Первый раз в жизни Рейкс испытал весь ужас одиночества, лед его объятий. Они были холоднее его собственных раздавленных чувств, это был нарочитый, унизительный холод. Каждый, кто находился на мостике, преданно служил своему кораблю и пренебрегал Рейксом. Они были вынуждены терпеть его присутствие, но уже забыли о нем как о личности. Он стал для них насильником, разрушителем той гордости, что наполняла их жизни. Они уже не смотрели на него, а когда слушали, воспринимали только голос, не замечая человека, который стоял за ним. А ведь Рейкс когда-то считал, что любит одиночество. Но то было милое сердцу, одинокое времяпрепровождение у реки, одиночество собственной привязанности к мести за отца и возвращению в Альвертон… Теперь он понял, что это не одиночество в полном смысле слова. Отчуждение — вот оно, здесь, на корабле. Рейкса неожиданно осенило: если бы рядом с ним сейчас оказались его братья, слышали и видели бы все, узнали то страшное богохульство, какое он проповедует, то и они отвернулись бы от него, заклеймили бы имя «Энди» вечным позором… Первый раз в жизни он презирал и самого себя, и свое дело. Он понял, что стал злой пародией на человека, хотя душил и гнал от себя эту едва зародившуюся мысль.
Чтобы хоть как-то разбить лед, окружавший со всех сторон, он сказал, что хочет спуститься вместе с капитаном на бак, и был поражен — столь сильно изменился его голос.
Капитан не повернул к нему головы, никак не выказал, что услышал его. С таким же успехом можно было обращаться к мертвецу.
Рейкса ободрили слова, которые он вдруг услышал по рации:
— Мы в спецкаюте, сэр. Уже грузимся.
Капитан поднял передатчик и ответил:
— Очень хорошо.
Потом он подошел к Рейксу, встал перед ним, прищурив с презрением глаза, да так сильно, что они почти исчезли с его лица, произнес:
— Вам больше нет нужды околачиваться на моем мостике. Мы спустимся на палубу. — Он обернулся к капитану первого ранга: — Возьмите управление на себя, мистер Дормер.
— Слушаюсь, сэр.
— Держитесь этого курса и скорости.
Рейкс, теперь уже почти не в силах сдерживать свою ярость, сказал:
— Когда слитки будут на палубе, нужно выпустить две ракеты.
Не вымолвив ни слова, капитан протянул руку. Рейкс вложил в нее ракетницу и два патрона. Тот подошел к капитану третьего ранга:
— Когда первые слитки доставят на палубу, выпустите две ракеты с левого крыла мостика.
— Есть, сэр.
Капитан вернулся, прошел мимо Рейкса. Уже у порога он, не обернувшись, сказал: