— Ты сидел?.. — с ужасом спросил певец, разглядывая замысловатую татуировку от локтя до ключицы, изображавшую переплетенные друг с другом кактус-граф, молекулу ацетона, а ещё орла и трёх обезьян.

— Почему? — с таким же нескрываемым удивлением спросил я.

— Я такие видел только у бывших заключённых. Ещё у моряков. Может, ты моряк?

— Единственное, что связывает меня с моряками, так это страсть к разным сокровищам.

— К сокровищам, говоришь? — заинтересовался Доменико. — Что ты коллекционируешь?

— Ну, например, смарт… в смысле, блестящие металлические пластинки, которые… в общем-то, они бесполезны. Ещё у меня есть около десятка металлических книг с миллионом страниц, с картинками, внутри устроенных… как нечто среднее между часами и клавесином.

— Ясно всё с тобой. А я коллекционирую часы и разные украшения.

— Тоже хорошее дело, — пробормотал я. — Хорошо, что существуют необобщённые коллекции, в которых можно хранить что угодно… — меня вырубало, я уронил голову на подушку и захрапел.

— Что ты бормочешь? Мы будем петь, или нет? — Доменико решил вернуться к тому, с чего начал.

— Будем, будем, — пробурчал я себе под нос. — Сейчас только оденусь, а то уже нос стал сизым, как у одного деятеля — Джузеппе.

— Это Джузеппе Аццури, наш органист, — засмеялся Доменико. — Ты же его не знаешь.

— Нет, я имел в виду другого Джузеппе. Который выпил граппы и ему показалось, что с ним полено разговаривает.

— Да, точно — наш органист! Он частенько разговаривает с инструментом, причём разговоры у них на уровне Платона с Аристотелем.

— Неудивительно, давние друзья ведь. Я ещё знал парочку ребят, у которых лучшим другом был обыкновенный пень. Они считали его великим строителем.

— Что у вас за страна, что за время! — Доменико закатил глаза. — То убегающие носы, то поленья говорящие, то пень-строитель! С ума можно сойти!

— Не сходи, это всего лишь сказки, — усмехнулся я.