В тот день ей было так невыносимо оставаться в доме, в тесном подвале, что она не раздумывая, выбралась через подвальное окно, в которое протиснулась с большим трудом и прибежала сюда. Только вот не рассчитала со временем — центральные ворота оказались заперты, а работники, включая и её дядю, покинули свои рабочие места.        Её нашли спустя несколько часов. Она уже добралась до кабинета Яна, который тот никогда не запирал, где её и сморил сон. Расплата последовала незамедлительно. Тёмный подвал на три дня стал её тюрьмой, а на прямоугольном окошке под потолком появилась фанера вместо стекла, лишая единственного источника света.

— Тот туннель с запасным выходом до сих пор открыт?           

— Всегда. Слава богу, не приходилось проверять, насколько он пригоден. Представь, что пережила твоя бабушка, пока мы тебя искали? Словно дежа вю. Снова пропал ребёнок! Я даже не могу передать, что творилось с Агатой в тот момент, насколько ей было плохо. Я понимаю в это трудно поверить, но единственное, что спасло её тогда — это ты.

— Ты действительно в это веришь? — она усмехнулась. — После всего?

— Она любила тебя по-своему.

— Неужели? — Лана чувствовала, как предательские слёзы за брата сменяются яростью к умершей старой женщине. Словно слова Яна пробили брешь в том месте, куда она спрятала всю обиду, всю свою боль. — Все годы, живя с ней под одной крышей, я только и слышала, что не ходи туда, не делай то. За каждую провинность моим спутником была лишь темнота и одиночество. И холод! Мне даже не разрешалось общаться со сверстниками, не говоря уже о мальчиках. Всюду были только запреты. А эти стрижки под мальчика до шестнадцати лет! Во что она пыталась меня превратить? В пугало? Она словно наказывала меня за что-то? Может за то, что считала меня отчасти виновной в случившемся?       

— Это не так! Она пыталась тебя уберечь.

— От чего? — Лана поняла, что почти кричит

— От ошибок! — Ян хотел сказать что-то ещё, но передумал.  

— После всего, что я узнала за эти дни мне многое понятно. Но тогда? Что я могла подумать? Что единственный мне родной человек ненавидит меня настолько, что готов убить?

Только, когда на тыльную сторону руки упала капля, она поняла, что плачет. Это были слёзы обиды за ту маленькую девочку, что боролась всё своё детство с призраками прошлого своей семьи. Сейчас она это понимала. Лана, наконец, выговорилась, и стало легче.

— Покажи мне его фото, — тихо попросила она, утирая слёзы и стыдясь своей внезапной слабости.

Ян молча кивнул и тяжело, словно старик, поднялся с кресла. Подойдя к шкафу, выдвинул нижний ящик и достал тяжёлый альбом. Переворачивая страницу за страницей и что-то бормоча себе под нос, он, наконец, протянул ей нужный снимок, довольно хорошего качества, на котором было около двадцати человек, большая часть из которых сидела. Остальные стояли за их спинами. Лана пробегала взглядом по лицам, узнавая некоторых из работников. Её дяди на снимке не было, он всегда был по ту сторону объектива, но вот маленький Николас был здесь центральной фигурой. Он во весь свой маленький рост гордо стоял на стуле в первом ряду, возвышаясь над сидящими по бокам от него музейными работниками. Он беззубо улыбался в камеру и был так похож на того чуть повзрослевшего мальчика на газетном снимке, что у Ланы защемило сердце.

— Сколько ему здесь? — она перевернула снимок, но на обороте даты не было.

— Около пяти. Это было снято... — Ян запнулся, но быстро справился с собой. — За пару лет до исчезновения.

Он умолк и ей на память вновь пришли слова бывшего сокурсника её дяди.

— Дядя, скажи мне, ты хоть как-то причастен к исчезновению Николаса?

— Девочка, ты меня огорчаешь.

В его потухшем взгляде она не увидела ничего кроме боли. Такое не изобразишь по желанию. Всё, что испытывал этот близкий ей человек, была скорбь по маленькому ребёнку и по воспоминаниям связанным с ним. Этого ей было достаточно.

— Извини, но я должна была узнать, — сказала она и поняла, что не может не задать следующий вопрос. — А ты никогда не думал, что в случившемся с моим братом виновата Агата? Мы оба знаем её методы воспитания.