– Хватит, – я сказал это тихо, но очень твёрдо, – хватит заниматься словоблудием, сенатор! Вы, и вам подобные, прикрываясь идеалами демократии, хотите всеми силами избавиться от меня, как неудобного, непонятного, странного императора. Вам плевать на Рим, на его народ, на гибнущую империю! Вы хотели защитить своего парня – бравого Рицимера, который, отсидевшись в глухой провинции несколько лет, вновь бы вылез на политическую арену Рима и опять пошёл против меня. Чтобы в результате вы остались при своих привилегиях, доходах, умных, напыщенных речах и осознании своей непомерно раздутой значительности! Так вот, господа сенаторы, оставьте ваши мечты! Я пришёл сюда не для того, чтобы тешить личные амбиции, а для возрождения Империи. И если этому будет мешать ваша хвалёная демократия, то я упраздню её. Если нужна будет суровая диктатура, я установлю её. У меня достаточно сил и средств, чтобы добиться своей цели. Те из вас, кто готов заниматься возрождением Рима и принимает моё правление, как есть – добро пожаловать в наши ряды. Тех же, кто будет мне мешать и тянуть империю назад, я постараюсь убедить не делать этого. Но если что, смогу быть беспощадным, как вы, надеюсь, смогли убедиться…
В полной тишине я развернулся к выходу и покинул зал Сената.
– Наверное, тебе тоже не по душе пришлось моё решение? – мы с Майорианом остались наедине, в дальней комнате.
– Не могу сказать, что я с восторгом одобряю его, император, – после паузы ответил пропретор, – Флавий раньше был моим другом, мы оба ученики славного Аэция. Но последнее время он стал другим. Более жёстким, более самоуверенным, более упрямым…
– Я понимаю тебя, – вздохнул я, – поверь, мне очень нелегко было принять это решение. Рицимер не был прямым врагом Рима, он по-своему желал Империи добра, хотел видеть Рим сильным и независимым. Но при одном условии – своём полном контроле над императором и сенатом! Он был умён и проницателен, понимал многие неочевидные вещи, но не видел того, что губит, а не возрождает Империю… Мне жаль его, но иначе поступить было нельзя…
– Да, к сожалению, это так, – покачал головой Майориан, – если бы Флавий захватил власть, ничего хорошего Риму ждать бы не пришлось. А если бы остался в живых, он бы снова и снова предпринимал попытки такого захвата…
Очень скоро жизнь Рима вернулась в привычное русло. Сенаторы либо затаились, либо прониклись выступлением своего императора, и решили пока не дразнить гусей. Примерно через неделю после этих событий Марина проводила очередное совещание своего ведомства, и начала с обещанной проверки отчётов. Как и следовало ожидать, нормальных отчётов не сдал никто. Прикидывались тупыми: «Я не знаю, как писать эти отчёты, никогда мы не писали!», «Всегда рассчитывали на порядочность, нам рано или поздно всё равно все деньги заносили!», «Да не помню я, что было в прошлом месяце!», «Мне не до ваших отчётов было, я работой занимался!».
При этом чиновники даже особо не пытались прятать ехидные ухмылки: «Что, девочка, взяла нас? Не твоего масштаба это дело, успокойся уже!» Марина не злилась, внешне сохраняя полное спокойствие. Накануне она провела несколько встреч с Лицинией и Алексием, он обещал поддержку, а Лар Септимий помог набросать проекты законов, которые через несколько дней будут представлены в Сенат.
В конце слово снова взял Гней Ульпий.
– Госпожа Марина, очень жаль, что мы никак не можем дотолковаться до взаимовыгодного решения этих вопросов, но моя задача состоит в том, чтобы всё-таки уладить их ко всеобщему удовлетворению. Мы профессионалы своего дела, работаем очень давно, у нас богатейший опыт, вся система отлажена и чётко работает. Мы очень уважаем и нового императора-освободителя и вас, но, не в обиду будет сказано, вы имеете совсем другой опыт, даже самая мощная торговая деятельность отличается от финансовой, поэтому мы с вами и не можем наладить плодотворное сотрудничество. Ваш благородный супруг занят гораздо более масштабными проектами, и негоже ему отвлекаться на переделку хорошо работающей финансовой службы. Давайте не будем его огорчать и выставлять напоказ некоторые недочёты нашей работы, которые мы обязательно исправим. Это будет хорошо и выгодно и для римской казны, – Гней сделал короткую паузу, – и для нас, – теперь пауза была более продолжительной и сопровождалась внимательным взглядом в глаза Марины, – и лично для вас, как нашего руководителя. Вы понимаете меня?
Когда Марина выслушала главу финансового департамента, она слегка улыбнулась и развела руками:
– Увы, я плохо понимаю столь витиеватые речи, не хватает мне опыта и образования, я человек простой и бесхитростный, вижу, что мы с вами никак не можем сработаться, и кому-то из нас придётся уйти. Разумеется, речи о том, чтобы ушли вы, быть не может, без вас работа просто развалится. Потому ухожу я.
По рядам чиновников пробежала волна плохо скрытого весёлого торжества… Да, именно так они и планировали, просто думали, что это произойдёт чуть позже. Они знали что рано или поздно, сломают девочку, что та, конечно же, обратится к мужу за помощью и он, покачав головой, либо объяснит ей как делаются серьёзные дела, либо отправит на какую-то синекуру, чтоб не путалась под ногами. Теперь же оставалось дождаться, когда к ним пришлют другого человека, более толкового и сговорчивого. Мужчины за столом уже принялись перешёптываться, важно кивая головами и забывая о существовании в комнате женщины, опрометчиво решившей влезть не в своё дело.
Марина снова улыбнулась слабой улыбкой и направилась к выходу. Финансисты принялись вслух обсуждать какие-то свои вопросы, всем своим видом давая понять, что на этом поле ей больше нечего делать. Это вновь их территория, где они уже сейчас продолжат решать свои очень важные вопросы, от которых их перед этим отвлекли. Не доходя до двери, Марина остановилась и обернулась:
– Наверное, вам будет интересно узнать, чем я буду заниматься дальше. Ну, просто из любопытства… – несколько чиновников нехотя подняли головы, не понимая, почему эта женщина всё ещё здесь и почему она продолжает им что-то говорить, – так вот, у меня теперь есть гораздо более интересное дело. Мой супруг, император Алексий, подготовил несколько очень интересных законов, и я буду принимать непосредственное участие в их реализации, – Марина говорила очень тихо, глядя поверх голов чиновников, но слушали её сейчас все, не перебивая – то ли снисходительно разрешая высказаться напоследок, то ли чувствуя, что будет сказано нечто важное и неожиданное.
– Вот, например, закон о спекуляции недвижимостью – нельзя допустить, чтобы владельцы домов и особняков занижали их стоимость и уходили от налогов, или строили ужасные инсулы, выдавая их за комфортное жильё. Какие-то законы и ранее принимались, но в этот раз мы обойдёмся без полумер. Теперь за подобное можно будет лишиться не только доходов, но и головы – специальные комиссии будут строго проверять соответствие документов реальным объектам, – на этих словах улыбка сползла с лица Гнея Ульпия. – Кроме этого, император будет искоренять малолетнюю проституцию: как оказалось, какие-то недобросовестные люди привлекают к этому совсем юных девочек, развращая их за большие деньги, и при этом не платя в казну соответствующий налог. И наказывать за это также будут очень строго, без всякой пощады, – теперь улыбку согнал с лица уже Тит Аврелий. Впрочем, улыбаться перестали все присутствующие, – и за взятки тоже, кстати. Ну что ж, прощайте, работайте дальше без меня.
Она развернулась, и не спеша направилась к выходу.
– Госпожа Марина, подождите! – очевидно, Гней Ульпий соображал быстро, и раньше всех понял, что западня захлопнулась. – Нам бы не хотелось вот так расставаться с вами. Может, мы всё-таки попробуем сработаться? Мы… мы попытаемся вспомнить все доходы и расходы, и составить отчёты… Правильно я говорю, друзья? – обернулся он к своим соратникам. Неуверенно и растерянно, но те выказали согласие.
– Хорошо, – безмятежно проговорила Марина, – давайте попытаемся сработаться. Мы соберёмся через неделю, посмотрим ваши отчёты, а потом проведём ревизию казны. До встречи!
– Ну что, друг Гней? Попались мы в западню, как глупые волчата попались! Теперь, если предоставить этой… императрице реальные отчёты, она сама, или с помощью своего мужа быстро сообразит, сколько золота прошло через нас мимо казны! – долговязый, нескладный Тит Аврелий яростно тёр свой длинный подбородок, словно вымещая на нём свою злость.