Маша

Они сидели на подоконнике в подъезде, разложив ее тетрадь на коленях, и она была абсолютно счастлива. Вчера Маша думала, что не сможет вернуться обратно на Петровку после того ушата презрения, который он на нее вылил в кафе. И по той боли, которую испытала, поняла, что по уши влюблена в капитана со скучными голубыми глазами.

Это ничего, сказала себе она, это неважно. Важнее ее глупых любовей – маньяк, гуляющий по Москве, а видящий перед глазами лишь Небесный Иерусалим. И почти себя в этом убедила… Но как ухнуло вниз и забилось одновременно повсюду: в висках, в животе, в горле бедное сердце, когда Маша увидела невысокую фигуру рядом с домом, и стало плохо – физически, когда тот начал разглагольствовать о том, как она его раздражает. И потом, когда они нацеловались наконец: сначала стоя, потом сидя на скамейке, – до затуманенных глаз и искусанных губ, когда он прижал ее голову к своему плечу, и они так и сидели рядом… Пока их не согнал сосед снизу, собачник, чей огромный ньюфаундленд обожал Машу и не знал, что нужно было проявить тактичность. Смущенный хозяин тянул пса в другую сторону, усиленно пряча глаза, и Маша в результате прыснула, подошла погладить лобастую голову. Романтический настрой был сбит. Об убийце говорить не хотелось, но оба знали, что придется, и решили устроить внеочередное рабочее совещание на подоконнике третьего этажа.

– Ты любишь собак? – спросил Андрей, пока они поднимались наверх.

– Да, очень, – сказала Маша. – А что?

– У меня тут есть для тебя одна. Зовут Раневская.

– Девочка?

– Малчык. Очень наглый при этом. Ты с ним построже… Когда придешь ко мне в гости. – И он улыбнулся такой смущенной и счастливой улыбкой, что Маше захотелось снова его поцеловать, но она решила держать себя в руках.

– Я все поняла про цифры, – сказала она, раскрывая тетрадь на странице с таблицей. – Мы были правы. Логика есть, и она, как и вся история с Небесным Иерусалимом, средневекового разлива. Существует такой православный религиозный текст: «Мытарства, или Хождения Феодоры». Помнишь, мы говорили о том, что догмат о чистилище был принят исключительно католиками на Флорентийском соборе?

Андрей хмыкнул, и Маша ткнула его в бок:

– Перестань! Это важно, чтобы понять, что творится у преступника в голове. Получается, что мытарства – единственный способ православных если не очиститься, то откупиться от грехов.

– Это как это? – поинтересовался Андрей.

– С помощью добрых дел. На мытарствах душа испытывается во всех делах, словах и помышлениях. Пока не будет определена в рай или в ад. Это, если тебе так понятней, как перетягивание каната. Только с гораздо более серьезными последствиями. Смотри. – Она протянула Андрею таблицу. – Все сходится! Все наконец сходится! «Мытарства» для убийцы вроде инструкции к применению, а Москва – все еще святой город, «Новый Иерусалим», где недостойны жить грешные души! Каких-то жертв мы отсюда не знаем, но совершенно точно, что убийца дошел уже до пятнадцатого мытарства! Читай.

И Андрей прочел: «Прошли мимо 15-го мытарства – чародейства, обаяния, отравления, призывания бесов…» Это же Аделаида!

– Здорово, – мрачно сказал Андрей. – И сколько нам еще осталось?

– Пять, – тихо сказала Маша.

Андрей

Долго ждать не пришлось. Артем Минаев – разорванный пополам на месте снесенной церкви Фрола и Лавра на Мясницкой – жил поблизости же, в Бобровом переулке. Пока труп снимали с дерева, пока работали эксперты, Андрей все думал о практическом осуществлении плана: нужно было выбрать два дерева. Не очень старых – чтобы не сломались, но и не молодых – слишком податливых, чтобы не распрямились под весом тела. Минаев был мелковат – килограммов шестьдесят максимум, и Андрей, содрогнувшись, подумал, что вес и рост жертвы могли стать решающими при выборе его кандидатуры на «грешника».