— Портреты! — дернулась я, приходя в себя. — Если портреты уничтожить в замке они восстановятся? А если вынести их и сжечь? Выносите портреты! Гобелены! Статуи! Все! Чтобы стены были пустыми!

Я набралась решимости, взяла себя в руки, стараясь не смотреть на пятно крови, и направилась к двери, пока принцы и преподаватели срывали золоченые рамы со стен, ломали их ногами и выносили на улицу.

— Мы сожжем их! — шептала я, спускаясь по лестнице и глядя на то, как во дворе уже сваливают кучу. — Все, до единого! Элберт! Поджигай!

Элберт обернулся драконом, а потом полыхнул пламенем в растущую на глазах кучу. Какой-то солидный бородач с усами, застрявшими между «кисой» и «Буденным», съежился, а холст тут же прорвали языки пламени. Рамы трещали, я стояла у основания лестницы, глядя как выносят все новые и новые лица. Кто-то даже тащил натюрморт со сливами и виноградом.

— Эм… — заметила я, глядя на аппетитные лакомства в исполнении художника-гурмана. — Вообще-то, это — не портрет…

— А вдруг? — Гарольд посмотрел на меня такими глазами, словно уже встречался с кровожадными сливами. — Мало ли?

Мимо меня несли какое-то полотнище в виде вековечных дубов.

— А…, - напряглась я, а мне молча пальцем ткнули в какую-то человекообразную блоху, застывшему перед величием природы.

— Ну… Хорошо, ладно, — соглашалась я, глядя с облегчением как из замка выволакивают огромное батальное полотнище.

— Вот она! — кричал Айрон, сбегая вниз по ступенькам и таща в руках огромный портрет брюнетки в белом. — Я нашел ее! Это она чуть меня не задушила…

Брюнетка корчилась в пламени, а сверху на нее упал скомканный гобелен с мантикорой. Я смотрела на каждый портрет, вглядывалась в каждое лицо, которое отправляли в огонь. Пламя поднималось все выше и выше, а портреты трескались, корчились, словно живые. Огонь пожирал кусок обугленной рамы, оставшейся после какого-то ректора, позолота слезала и пузырилась, и тут же сверху упал портрет какой-то рыженькой красавицы с голубой розой в руках. Огонь плясал в ее волосах и кокетливой улыбке, запечатленной неизвестным, но очень талантливым художником.

— Вот! — в огонь полетел еще один портрет, но уже супружеской четы, а в глазах Юстиниана виднелись отблески огня. — За нее… Он протянул руку и бросил в огонь свою золотую цепочку с фамильным гербом. Огонь пожирал портреты короля и королевы, радостно перескакивая на зеленого дракона.

— Помогите! Кто-нибудь! Я тут целое полчище врагов тащу! — послышалось из замка, а Юстиниан, смахнув слезы, бросился помогать вытаскивать огромную сцену сражения метр на два. — Держите ее! Левее! Меня не защемите!

На улице сгущались сумерки, а костер все горел, поднимаясь снопом искр в небо. Над лесом вопили вороны, а мы стояли и смотрели на пламя, как зачарованные.

— А это что? — возмутился Робер, срывая что-то с шеи Флориана. В огонь полетел золотой медальон, украшенный замысловатым гербом с единорогом. — Не хватало, чтобы твои родители меня по ночам душить наведывались!

Раздался усталый смешок, а я безотрывно смотрела в огонь, понимая, что среди головешек и догорающих углей нет того самого портрета в синем камзоле… «Гори, гори! Костер мой пионерский!» — шептала я, глядя на то, как пламя медленно стихает, как алыми звездами разлетаются искры под натиском поднявшегося ветра. Последний всполох осветил лица, и мы побрели в замок.

Я поднималась по лестнице, чувствуя, что мои волосы насквозь пропахли дымом, а меня встречают опустевшие стены.

— Да ладно, — хлопал по плечу Юстиниана, вспотевший и испачканный сажей Фредерик. — Потом в честь нее дворец построишь! Или, как наш прадед, орден учредил! Государственную награду!

— Балладу закажи! — вмешался Айрон. — Красивую! Ты уже состаришься и умрешь, а баллада останется!

— Мы… это… Поспим в зале для тренировок! Только подушки и одеяло возьмем! — вздохнул Флориан, обращаясь ко мне и поглядывая на остальных. — Нельзя его одного оставлять! Караульных мы все равно выставим! Мало ли! А вдруг? Все, как нас учили!