– Так, – она кивнула и щелкнула пальцами, не глядя на Бальтазара, а тот бросился подставлять ей кресло, в которое она и опустилась, по-прежнему не глядя на слугу, – фокус, который, как мне кажется, могут себе позволить только по-настоящему богатые и уверенные в себе люди, которые не боятся оказаться в глупом положении. – Слишком много выпил. Это все объясняет. Бенволио…

– Матушка, если вы оставите меня, я смогу привести себя в подобающий вид и навестить вас в ваших покоях, – перебил я. – Я уже не ребенок.

– Нет, ты не ребенок. Ты взрослый человек – и вести себя должен соответственно, – сказала она. – Твой отец был ненамного старше тебя, когда мы поженились.

Я знал это. Ему было всего девятнадцать, а ей семнадцать, когда он умер, пронзенный мечом Капулетти. Она была беременна – но не мной: я тогда уже был здоровеньким двухлетним мальчишкой и поэтому сохранил пусть и очень расплывчатые, но все же хоть какие-то воспоминания об отце, а вот моя сестра Вероника, в тот момент пребывавшая в утробе матери, была лишена даже этого.

Я застонал и потер лоб:

– Если вы хотите усугубить мое состояние беседой о женитьбе…

Мать повернула голову и одарила бедного Бальтазара равнодушным взглядом.

– Принесите ему что-нибудь поесть, – велела она. – В таком состоянии он абсолютно ни на что не годен.

Она выпроводила его из комнаты холодным кивком, и слуга со всех ног бросился выполнять ее приказ.

Мои покои, я думаю, это одно из немногих мест в Вероне, где моя мать могла повелевать, и ей будут подчиняться без всяких вопросов: в других местах, даже в залах дворца Монтекки, она была всего лишь вдова, чужеземный цветок, волею случая пересаженный в ядовитую землю одной из самых богатых и влиятельных семей города. Моя бабушка ее никогда не любила и не одобряла – хотя кто знает, что лучше и безопаснее: одобрение или неодобрение нашей бабушки.

Мы с Бальтазаром всегда подчинялись матери, и я позволял ей разыгрывать роль иностранной аристократки сколько ее душе угодно было.

– Мне нужно принять ванну, матушка, – сказал я.

– Я велю ее приготовить, – ответила она с ледяным спокойствием. – Но сначала ты поговоришь со мной, сын мой. Нам столько надо обсудить.

Такое начало не предполагало ничего хорошего.

Я сел, запахивая рубашку на груди и изо всех сил стараясь не походить на капризного ребенка, каким, вероятно, навсегда останусь в ее глазах.

– Я в вашем распоряжении, как всегда.

Тень улыбки тронула уголки ее губ, но в то же мгновение исчезла.

– Ты подумал о той девице? Она безупречного происхождения, ее семья обладает огромным состоянием, и родственники хотят обеспечить ей хорошую партию, пока она не вышла из возраста.

– Ей пятнадцать, – ответил я. – И она скучная.

– Она очень воспитанная, смиренная и красивая.