Я посмотрел мимо него на Ромео, который тоже вскочил на ноги, но выглядел слегка смущенным. На лице его мешались восторг и облегчение, чувство вины и возбуждение.
– У тебя получилось, – произнес он. – Ты дважды побывал в этом дьявольском доме – и выбрался. Ты и правда благословен.
– Удачливость вовсе не равна благословению, – возразил я и оттолкнул Меркуцио, прежде чем тот успел открыть рот и произнести что-нибудь более толковое. – И сейчас я не настроен для развлечений.
Сев в кресло, в котором он только что сидел, я поднял кубок. Мой слуга, как всегда расторопный и сообразительный, тут же его наполнил – но только до половины. Я сердито взглянул на него – и он плеснул еще немного вина.
– Она жива? – взволнованно спросил Ромео.
Мой кузен опустился на стул рядом со мной, он был очень серьезен – совсем как сова, только вид у него был гораздо глупее.
– Розалина… она?…
– Она жива, – коротко бросил я и выпил вино одним большим глотком. – От твоих стихов остался только пепел и дурные воспоминания. Будем считать этот вопрос улаженным. Но клянусь, если впредь я поймаю тебя на том, что ты топчешь цветы под балконом какой-нибудь девушки, которую не выбрала тебе твоя матушка…
– Но ты должен признать, дружище, что она самая чудесная девушка в Вероне, она – солнце среди бледных лун…
Я ударил его.
Это произошло внезапно – меня просто выбросило из кресла горячей волной бешенства. Я и сам-то не понял толком, что собираюсь сделать, – мои кулаки сжались сами собой и двигались тоже самостоятельно. Я ударил бы его и еще раз, но Меркуцио навалился на меня, отпихнул в сторону и силой усадил обратно в кресло. Мой дорогой кузен валялся на полу, кровь тоненькой красной струйкой стекала из уголка его губ, а в темных глазах плескалась ярость.
– Это ты во всем виноват! – заорал я. – Неужели ты настолько глуп, Ромео?! Как можно быть таким дураком? Мне бы стоило…
– Избить меня до полусмерти? – предложил он и встал, вытирая кровь с лица.
От этого зрелища меня бросило в дрожь: я вспомнил разбитые губы Розалины, ее окровавленное лицо, ее взгляд, полный отчаянного страха – страха не за себя, а за меня.
– Любовь может вынести все, дружище. Даже удары самодовольных и уверенных в своей правоте родственников.
– Да она не любит тебя! – взревел я и высвободился из слишком крепких объятий своего друга. – Запомни же, Ромео: если ты еще раз подставишься – я за себя не ручаюсь.
– Спокойнее, мой горячий друг, спокойнее, – произнес Меркуцио и похлопал меня по спине. – Он, конечно, дурак, но зато честный и искренний. Ромео, скажи своему братцу, что ты забудешь об этой девушке, и давайте-ка на этом поставим точку. Моя собственная любовь ждет меня с нетерпением…
Он подмигнул мне лукаво, напомнив чем-то мою сестру Веронику, и я невольно улыбнулся. Дурачась, Меркуцио послал мне воздушный поцелуй, а я как следует пихнул его в ответ.
– Ну что же, – заявил он, – я оставляю вас пылать в огне родственной любви.
Мы пожали друг другу руки, потом он протянул руку Ромео и обнял его.