— Вы минеер? В таком виде?
Тише Гюнтер, прошу тебя, держи себя в руках, я здесь инкогнито и не склонен к популярности. А тебе советую, чтобы тебя не схватили британские солдаты и не конфисковали весь твой караван, то я настоятельно рекомендую прибавить шаг. Что это за колымаги?
Сам не в курсе, Ван Рейн с Томсоном что то переписывались и он нам купил в Кейптауне две пролетки, только без лошадей пока. Все уши мне прожужжали: первоклассный дорожный экипаж, патентованные спицы, ручная роспись, мягкие сиденья, водонепроницаемый корпус, повышенные удобства. Да к ним тут еще какой-то мастер из Европы, сопровождает груз и будет их доделывать — начал быстро оправдываться Гюнтер.
Я задумался. Неужели пожаловали мои самодельные пулеметы, они были бы мне сейчас очень кстати. Но сейчас не время и не место, после будем разбираться.
— Короче Гюнтер — заявил я — я все понял. Сейчас ты резко ускоряешься и гонишь быков изо всех сил, пока не покинете британскую территорию. Но и после не расслабляетесь, так как за вами может погнаться английская кавалерия. Знаешь ферму старого Ормуса в 60 километрах от границы?
— Конечно, минеер — торопливо сказал Гюнтер.
Вот там и будет место нашей встречи, гони быков, что есть сил, если кто сдохнет, не жалей, выпрягай из упряжи, покупай новых, а нет, пусть сами оставшиеся быки тянут, но главное за два дня прибудьте туда, немного можете опоздать, но не больше чем на пол дня. Там ты должен быть в безопасности, туда должны прибыть еще наши люди с оружием. Там выгружаешь все, что может нам пригодится: оружие, боеприпасы, динамит, эти колымаги и весь комплект к ним. Потом ты вооружаешь почти всех работников, что едут с тобой, тренируетесь в стрельбе и ждете меня. Я через пару дней приеду и посмотрю что к чему. А фургоны с мирными грузами с самыми трусливыми и миролюбивыми из работников, но надеюсь, что таковых у тебя будет не больше пяти человек, отправляй дальше. Мастера ты оставляешь в любом случае, я хочу с ним переговорить. Да, дашь им одного провожатого. А то у нас тут очередная война в разгаре. Ну все расходимся счастливого пути, удачи — завершил я свои инструктаж и деланно ленивой походкой вернулся в трактир.
Караван Гюнтера проследовал дальше по разбитой грунтовой дороге, мимо трактира, не останавливаясь. А мы принялись обсуждать с нашим хозяином меню нашего обеда, и спрашивать, где дальше нам по дороге лучше будет переночевать.
А пока мы ждем, перенесемся во времени немного назад и посмотрим, как Капская колония провожала свою любимую армию. Наш доблестный поручик Джордж Ланс, до этого совсем неплохо проводил время в Кейптауне. Здесь он снимал миленький коттедж с садом и чернокожей прислугой, в котором его всегда ожидала уютная спальня с большой кроватью, с целым горшком поздних роз на подоконнике и заветной бутылочкой бренди на при кроватном столике, всегда стыдливо прикрытой салфеткой. Ему был предоставлен отпуск по ранению. Рана у него уже давно затянулась, он был вполне здоров, но совсем не торопился менять веселый Кейптаун на свой унылый северный гарнизон. Да и то сказать, его ссылка уже должна была подойти к концу, история из за которой его сослали на север уже всем позабылась, девушка с которой его связывали, давно уехала к родным в Порт-Элизабет, расположенный намного восточнее на побережье, так что пора было позаботиться о своем переводе обратно в столицу колонии. Джордж блистал на всех вечеринках, которые устраивали для местного общества из Кейптауна, южноафриканские богачи, проявляя себя во всей красе. Особенно наш раненый герой купался во волнах внимания Кейптаунских милых дам, рассказывая им про свои славные подвиги.
По его словам их маленький отряд британских храбрецов, дни и ночи атаковали целые полчища буров и чернокожих дикарей. Он, Ланс, сам самолично, своей саблей изрубил на куски не менее тысячи и тех и других противников. Его отряд выказал чудеса храбрости, навеки покрыв себя неувядаемой славой на поле битвы. Даже жестокие враги боялись скрестить свои сабли с отважным поручиком, называя его " Белый дьявол". Но силы были слишком неравны, его отряд таял, отбивая атаки все новых полчищ, явившихся из глубин Африки, под конец их смяли, солдаты дрогнули, еще минута другая, и путь врагам на Кейптаун окажется открыт. Тогда жестокие дикари без сомнения вырезали бы все белое население колонии, особенно они бы не пощадили английских женщин. И тогда храбрый поручик, схватив одной рукой выпавшее знамя, а другой сжав окровавленную саблю, воскликнул: "Доблестные британские солдаты умирают, но не отступают" и поднял оставшихся солдат на последний бой. Враги не вынесли последнего удара англичан и в панике бежали, но и британцев осталось всего маленькая горстка израненных храбрецов. Пришлось возвращаться назад.
Ах, мой бедный мальчик, Вам так досталось! — всплеснула руками Эмилия, молодая жена богатого Кейптаунского плантатора и виноторговца. Кроме красавицы жены у того еще был огромный трехэтажный дом с мраморными лестницами, ливрейными чернокожими лакеями, длинными коридорами, устланные роскошными индийскими коврами, огромными хрустальными люстрами и просторными залами для приемов, с зеркальными стенами. Этот дом пришелся бы по вкусу самому взыскательному русскому олигарху 21 века.
При виде белоснежных плеч Эмилии и ее алых губ по спине у Ланса пробежала знакомая волна возбуждения. Под этакой бархатисто-розовой невинной внешностью леди Эмилии скрывалась чудовищно темпераментная натура, и вокруг поговаривали, что за восемь лет супружества в ее постели перебывала половина Кейптауна. Группа остальных британских леди окружила поручика в салоне дома этого виноторговца, где проходил вечерний прием, и в лихорадочном нервном состоянии внимательно слушали его историю, любуясь молодцеватой фигурой молодого офицера, красиво затянутой в парадный военный мундир. Перевязь на руке, которую Ланс до сих пор не снимал, чтобы не возникало лишних вопросов, почему он не до сих пор не отбыл на место прохождения своей службы, придавала нашему поручику героический вид. Весь приемный зал блестел от роскошных военных мундиров и дамских бальных платьев: ордена, медали, ювелирные украшения сверкали повсюду, словно мы перенеслись в волшебную сказку.
А наш юноша, коротко и без прикрас (настоящего героя отличает скромность) рассказывал милым дамам о событиях того запоминающегося дня и о подвигах своих друзей из доблестного полка. Они сильно пострадали. Они потеряли много солдат и офицеров. Его командир майор Фицджеральд Фогерти был убит, его заместитель капитан Роберт Осборн занял его место, но тоже спустя недолгое время пал смертью храбрых. Все надежда оставалась на последнего офицера отряда поручика Джорджа Ланса, который хотя и был уже ранен несколько раз, но не покинул поля боя. И Джордж не подвел надежды солдат, в память о своих бесчисленных поколениях героических предков, он принял командование на себя и победил жестокого и многочисленного врага. Джордж своей саблей сразил убийцу своего командира Фогерти, хотя и был тут же ранен другим подлым врагом, выстрелившим в поручика издали, из ружья.
Эмилия так побледнела при этом сообщении, что ее старшая подруга миссис Реббека Бьюк попросила поручика ненадолго прерваться, что бы взволнованные дамы смогли перевести дыхание. О своих подвигах Ланс мог рассказывать бесконечно, пользуясь неизменным вниманием женщин. Хотя, по справедливости, нужно отметить, что за три месяца его история порядком поднадоела почти всем мужчинам, которые, едва завидев Ланса и заслышав его приевшийся рассказ, тут же кривили свою физиономию в усмешке и спешно отходили подальше, прочь от нашего поручика.
Но в целом жизнь в Кейптауне была не плоха: балы, приемы, скачки, спортивные соревнования по крикету и конному поло. Народ там собрался легкомысленный, деньги текли рекой, и азартные игры были в большом ходу. Жизнь в крупном городе текла весело и Джордж без конца бомбардировал своего отца письмами, с просьбой посодействовать его переводу. Да и не слишком ли уже Ланс засиделся в своем чине поручика? Для такого славного воина это уже неприлично, нужно как минимум купить патент на офицерское звание повыше, например бревет-капитан (бревет — самый низший из дававшихся званий, буквально младший капитан) будет неплохо. К тому же Ланс всегда знал, как вести себя с начальством и предстать в их глазах в выгодном свете, внешний лоск те ценят превыше всего. Мечты поручика прервал, подошедший к нему главный армейский начальник в Капской колонии полковник Эдуард Кроули, самодовольный толстяк с блестящей от пота лысиной:
— Вот Вы где, молодой человек, а я ломал голову кого мне назначить в отряд колониальных войск, вернувшихся из Эфиопии из местных офицеров. Вы же все еще бездельничаете, после своего выздоровления, и развлекаете наших дам? Но, как говорят, Вы неплохо проявили себя против буров? Так что Вы мне вполне подходите, поступите с завтрашнего дня в распоряжение майора Бренфорда. Опять пойдете на север, задайте там бурам хорошую трепку. Это то самое место, где бравому офицеру легче всего заработать рыцарские шпоры, клянусь Богом! А нет, так у меня еще есть открытая вакансия в Афганистан — полковник одарил поручика своим взглядом, из тех, которые в бараний рог сворачивают подчиненных и служит поводом для революций.
Так точно, сэр, есть, поступить в распоряжение майора Бренфорда — ответил слегка опешивший от таких известий Ланс автоматически.
Отдавший поручику приказ толстяк заспешил обратно к карточному столу, утирая проступивший на лысине пот тонким батистовым платком, вполне довольный произведенным эффектом. А для поручика Ланса все краски вечера сразу потускнели, звуки вокруг стихли, и он замер как громом пораженный в углу оживленного зала. "Этот старый идиот был уверен, что меня должна обрадовать эта новость, и я, конечно, делал вид, что так и есть" — обречено подумал Джорж — "а на самом деле я так зол, что будь моя воля, прибил бы этого дурака прямо на месте."
Ему вовсе не хотелось еще раз столкнуться в своей размеренной, но веселой и не лишенной приятности жизни, с жестокими бурами среди северных пустынь.
Приказ о выступлении утром двадцать второго июня был доведен до командующего походом подполковника Эдуарда Саутдауна не раньше, чем двадцать первого поздним вечером. Тот работал как сумасшедший всю ночь, формируя обоз, распределяя войска по местам согласно походному ордеру и издавая приказы по поведению и действиям войск во время марша. На бумаге все это занимает всего несколько строк, но представьте себе воочию эту непроглядно-темную африканскую зимнюю ночь. Падает легкий снег, который сразу тает, в неверном свете фонарей почти ничего не заметно, слышен топот ног войск, невидимых в темноте, постоянный гул голосов, крики огромного стада вьючных быков и лошадей, скрип повозок, туда-сюда снуют курьеры, жуткие кучи багажа, сложенные у домов, спешащих офицеров, старающихся выяснить, где располагается та или иная часть и куда ушло то или иное подразделение, звенящие в ночи горны, стук копыт, плач разбуженных детей. И посреди этого хаоса, на освещенной веранде своего штаба, Саутдаун, краснолицый, распаренный с расстегнутым воротничком, пытался в окружении своих штабистов внести хоть какой-то порядок в это светопреставление.