Вспомнилось и другое — как тащили по коридору упирающегося Мишку, поджигателя бедняцких хозяйств, пойманного Дынниковым в засаде. Мишка упирался что есть силы, цеплялся за скамьи и доски пола квадратными носами добротных хромовых сапог и голосил по-дурному. Потом вдруг успокоился, позволил поднять себя на ноги и сказал, ни к кому, в частности, не обращаясь:

— За меня Неклюдов заплатит! Слезами не отмоетесь, сволочь краснопузая!

И пошел в камеру, отряхивая с колен мелкий коридорный сор.

Катя стояла у стены и прижимала ладони к вискам. Проходя мимо нее, Мишка молодцевато сплюнул и приосанился, а Катя отпрянула и стояла бледная, пока его не отвели в подвал.

— Напугалась? — спросил ее Дынников.

— Ужас какой! — сказала Катя и потерла пальцами виски.

— Этот свое отгулял, за другими черед, — сказал Дынников. И успокоил: — Всех переловим.

Сейчас Дынников вспоминал это, и Катину бледность, и пальцы ее, прижатые в испуге к вискам, и думал, что, вполне возможно, не Мишки, а за Мишку испугалась она тогда, и казнил себя, не разгадавшего ее раньше и позволившего ей окрутить себя, как пацана. Понемногу ему стало казаться, что она нарочно влюбила его, завлекала по-хитрому и делала так, быть может, потому, что сговорилась с Неклюдовым, задумавшим заманить в западню и погубить его, сознательного красного бойца, комиссара уездной милиции. Подумав так, он решил не читать ей покамест приказа, а положить его в стол до времени — ночью Неклюдову своего не миновать, тогда и будет у них настоящий разговор обо всем, и о Кате в том числе.

Дынников запер стол и вышел в канцелярию.

Катин «ремингтон» поперхнулся.

— Здравствуй, — сказал Дынников как ни в чем не бывало и даже заставил себя улыбнуться. — Палец не распух?

Он всегда спрашивал о пальце, зная, что от работы он у нее опухает, болит, и по вечерам она лечит его — держит в мисочке с теплой водой.

— Не очень, — сказала Катя.

По ее лицу он понял, что она сейчас заговорит о вчерашнем, и поторопился опередить ее, спросив:

— Работы много?

— Как всегда.

— До вечера управишься?

— Постараюсь, — сказала Катя.

— Это хорошо, а то дело есть. Ты как — можешь остаться на вечер и всю ночь?

— Да, — сказала Катя.