«Ну что ж, Лей, так и быть. Так вот, я — один из Двенадцати…»
— Двенадцати? — переспросила я. — Ты что, у них там вроде божества?
«Двенадцать — это число, ставшее символом нашего выживания. Двенадцать направлений науки, техники, политики и общественной жизни стали, в итоге, гарантом процветания нашей страдающей от солнечной активности планеты. Двенадцать ученых мужей занимают высшие посты нашей власти — они и приветствовали землян на том видео, что показывали в кинотеатре».
— Погоди — погоди! — сообразила я. — Получается, ты, биотехнолог, один из правящей верхушки?
«Да, — со вздохом признался Май. — Наше объединенное сознание — Майдиорн Ардрейн — является главой биотехнологического крыла. Наряду с этим существует еще одиннадцать ведущих направлений в развитии планеты: медицина, экономика, управление, космология, строительство, образование, энергетика, природопользование, юриспруденция, машиностроение и оборона. Тот мужчина, который говорил о нашем родстве, — представитель целительского крыла, его глава Август Лей. И, возможно, твой ближайший родственник».
— Возможно? — я уловила сомнение в голосе Мая.
«Я не обладаю всей полнотой сведений, но его дочерью ты никак не можешь быть».
— Никак?
«Это…сложно объяснить, но нет, Лей», — и чувствовалось ну очень большое нежелание общаться на эту тему.
— Ну, хорошо, — позволила я уйти от ответа сидящему внутри пройдохе. — Ты поэтому так долго мялся с ответами на вопросы? Не ожидал, что царственная часть сознания угодит в обыкновенную землянку? Думал, я шантажировать тебя начну?
«Да нет же, Лей… — мне показалось, Май даже обиделся немного. — Просто носить в себе сознание одного из Двенадцати — это…ответственность и обязанности, которых в итоге может оказаться намного больше, чем прав. И я очень боялся, что ты меня возненавидишь за это».
— Такое ощущение, что ты меня уже со счетов списал.
«Я…боюсь Диорна».
— Понятно, — вздохнула я тяжко. — Но влияние — то на него ты хоть небольшое способен оказать?
«Безусловно», — вот сейчас соседский голос звучал убедительно. Хоть что — то…
— Тогда договоримся так, дорогой: ты оказываешь это свое влияние на вторую половину, когда я окажусь в лапах ваших мясников. Нет, сейчас молчи, — я прервала поток готовых сорваться с языка Мая слов, — в таких вопросах меня еще не подводила интуиция. Я не буду чинить никаких препятствий нашему расставанию — естественно, когда попаду в поле их зрения, но никак не раньше (сама не пойду, и не проси) — но взамен мне нужна твоя защита. Обещай, что мне, по крайней мере, попытаются сохранить жизнь. И не сделают ничего такого, что бы шло вразрез с нашей конвенцией по правам человека. Ты знаешь, я не зверь и не настолько жестока, чтобы нарушать природу вашего сознания, так что всегда соглашусь на сотрудничество — но мне нужны гарантии, Май.
«Твои требования вполне обоснованны, Лей. Я сделаю все от меня зависящее».
— Все зависящее — это слишком мало, Май. Сделай все. Абсолютно все.
В воскресенье зашла Наташка. Главной причиной, конечно, было мое возвращение: она притащила бутылку шампанского и целый мешок закуски, половину из которой мы в процессе оприходовали. Второй причиной был доверительный разговор о начинающихся отношениях с «Артурчиком». Оказывается, Наташку теперь утром и вечером отвозили домой на «мечте каждой женщины», как она называла какой — то большой черный внедорожник, названия которого я, как ни пыталась, так и не смогла запомнить. Несмотря на обходительность кавалера, Наталью как девушку образованную и воспитанную смущало то обстоятельство, что безопасник, не извинившись и не сообщив причины, мог внезапно сорваться с места и покинуть ее. Если дело происходило в ресторане, оплату, конечно, он успевал оставить, и на следующее утро даже рассыпался в извинениях и просьбах о прощении, но… Некоторая безалаберность, которой, на мой взгляд, Наташка пыталась завуалировано объяснить откровенное пренебрежение потенциальной дамой сердца, останавливало ее, не давая каким — нибудь вечером пригласить мужчину на чашечку, например, утреннего чая. Так что две недели активных встреч оборачивались для Артурчика полным динамо в постели. Нет, судя по тому, что говорила об этом «маче» Натка, у меня возникла одна мысль, где, как и с кем тот может спустить накопившееся напряжение, но подругу расстраивать не хотелось, тем более что я должна была, подобно ей, верить в лучшие человеческие качества. Но тут я, к своему прискорбию, отличалась удивительным снобизмом: безопасник — он и в Африке безопасник, что с него возьмешь? А Натка пусть пока полетает на крыльях любви. Ей очень идет счастье.
Третьей причиной, которой я, надо сказать, не удивилась, оказался знакомый нам, теперь уже обеим, Денис Андреевич Новиков. И пусть Наташка открытого любопытства не проявляла, но фото его заценила, особенно остановившись на той, что мы делали специально для выпускного альбома. Помнится, Нина Борисовна, наша классная руководительница, тогда сказала «сделать такой портрет, на котором была бы видна душа каждого ученика». Денис тогда еще так посмотрел на меня, что я поняла: его душу точно увидит каждый. А потом он приперся к нам домой и заставил красить его под гота. Распустил волосы, велев долго расчесывать их, пока не получились романтические волны, и не давал мне передышки до тех пор, пока я не сделала фото в три четверти, на котором задумчиво — меланхоличный одноклассник смотрел куда — то вдаль. Динька имел огромный успех у девчонок. После выпускного даже признался, что с Машкой Герасимовой из — за одной этой фотки пошел до самого логического конца, смущенно добавив, что наконец — то «стал мужчиной». Я тогда хохотала до слез, и он вместе со мной, потому что образ готичного и отстраненного товарища Новиков сохранил до конца своего первого секса, и Герасимова, для которой этот опыт, в отличие от некоторых, был очередным, уходила в состоянии переполнения мрачной атмосферой кладбища и замогильных стихов. Как честный человек, Денис даже провстречался с ней еще некоторое время. Ровно до того момента, пока не уехал поступать. И не вернулся.