«Ну, я же не со зла, — попыталась оправдаться я сразу же, — хотя чего это я пытаюсь тебе что — то доказать? Ты же сам все прекрасно видишь, доступ — то к моей черепушке у тебя есть».

«Только это тебя и спасает от моего полного гнева», — пафосно заявил товарищ сосед, и я, почему — то, за подобную формулировку уцепилась.

«Что значит — от полного гнева? Ты что — половинчатый, неполноценный?»

В голове замелькали картинки чудовищной несправедливости в отношении мужского пола, и почти сразу же я услышала обреченный стон вынужденного подселенца.

«Ты можешь прекратить демонстрировать чудеса женской логики?» — чуть не плача, попросил Май.

«А ты мне расскажешь, в чем смысл твоей оговорочки по Фрейду?» — я решила взять быка за рога. Животное, похоже, смирилось, несмотря на слабые попытки сопротивления.

«Вообще — то через день ты бы и сама это узнала».

«Не уходи от темы — я хочу сейчас!»

«Ну…ладно», — протянул побежденный моей логикой герой, и я в предвкушении потерла ручки. Однако чудо не случилось — Май попросту замолчал.

«Э — э–эй!» — запротестовала я, не желая мириться с несправедливостью, когда, казалось бы, победа уже начала маячить на горизонте.

«Не торопи меня, — ворчливо подал голос сосед, — я думаю, как лучше обо всем тебе сообщить, чтобы ты не посчитала меня еще большей шизофренией, чем раньше».

«Еще большей?» — я прямо — таки прониклась моментом, не решаясь, однако, больше спорить.

«Именно так. Я ищу подходящие аналогии в человеческой истории, мифологии или религии. Хотя…постой — ка! Кажется, нашел…» — облегченно сообщил голос, и я приготовилась к порции важной информации.

«Я вся внимание».

«Так вот…я — ангел!»

Не знаю, какое выражение лица сделалось у меня после этого заявления, но до того, как оказаться под одеялом, я все же успела извлечь на свет божий достаточно неприличный хрюк. Потом, испугавшись, что бабуля истерики не поймет — она же в соседней комнате спала — и обязательно явится с проверкой, все — таки прикрылась добротным слоем хлопка с ватой внутри и уже там оторвалась по полной. Я хохотала взахлеб, не обращая внимания на попытки Мая привести меня в чувства и понимая, что шиза таки оказалась права, когда сомневалась в том, что степень ее блаженности в моих глазах не возрастет после откровенного признания. Когда, наконец, первая волна смеха схлынула, а я попыталась привести мысли в порядок, то милостиво разрешила Маю продолжать вешать мне на уши лапшу.

«Это не лапша! — голосом разобиженного ребенка пожаловалась шиза. — И прекрати меня так называть, пожалуйста!»

Кажется, ситуация складывалась неразрешимая. Постаравшись взять расшалившиеся чувства под контроль, я решила пойти на мировую и справедливо заметила: «Ты же видишь, Май, — я до мозга костей рациональна. Существуй ты в моей голове долгое время, я бы каждую минуту могла изображать абсолютно вменяемого человека — такого, словно тебя внутри не существует…»

«Ты — вменяема!» — словно аксиому, выкрикнул кто — то внутри.

«Значит, поясни для недалеких и недоразвитых, какого черта ты заменяешь мой внутренний голос. Будешь достаточно убедителен — я перестану думать о том, что твоя ангельская природа заставляет меня корчиться от смеха, стоит только представить тебя в том смачном комбинезоне из сна с прорезями для крыльев сзади».