«Уверена? – спросил Эллингтон, присаживаясь на край кровати. – Было бы супер, если бы ты осталась ночевать. Или ты ещё злишься на меня из-за отстранения?»

«Я не знаю, на что я злюсь, – призналась Макензи. – Что-то со мной происходит, но я не знала об этом до того, как стало известно об обвинениях в твой адрес. Мы должны разобраться в этом сейчас, потому что это может начать мешать моей работе».

«Не хочу вести себя, как придурок, но ты сама отлично описала всю проблему, – сказал Эллингтон. – Ты слишком сильно переживаешь о том, как грехи моего прошлого могут отразиться на твоей работе. У меня к тебе вопрос: ты больше злишься на меня, как на напарника или как на бойфренда?»

«И так, и так. Я честно не вижу проблемы в том, что сейчас для меня работа стоит на первом месте. Ты совершил глупость в прошлом, и она вернулась к тебе бумерангом. Нет совершенно никакого основания, по которому я должна позволить этому отразиться на мне или моей работе».

«Но факт остаётся фактом. Как ты думаешь, почему?»

«Потому что мне трудно смотреть на тебя прежними глазами», – призналась Макензи.

«Есть способ это исправить? Я хочу сказать,.. послушай, я понимаю, что сейчас это выглядит, как моё слово против её слова, но я надеюсь, что ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы доверять моим словам».

«Я это знаю. Я не знаю… Тут всё намного глубже. Наверное, я ещё сама не готова признать правду».

«Какую правду?» – спросил Эллингтон.

Макензи знала ответ, но пока не могла его озвучить. С другой стороны, разве не ради этого она вообще сюда пришла?

«В чём дело, Макензи? – сказал Эллингтон, беря её за руку. – Я здесь, рядом с тобой, несмотря на отстранение и обвинение. Я такой же, каким был прежде».

«Знаю, – ответила Макензи. – Послушай,.. возможно, я ошибалась. Давай отложим этот разговор до завершения расследования, потому что чем больше я думаю об этом, чем больше пытаюсь заглушить внутренний голос, тем отчётливее понимаю, что дело во мне. Проблема во мне».

«Какая проблема?»

Макензи жутко не нравилась его настойчивость, но она понимала, что он делает это из любви к ней. Именно поэтому ей оказалось неожиданно легко озвучить свою мысль: «Я слишком от тебя завишу. Для меня это ново. Я никогда ни на кого не полагалась,.. меня никогда не заботило мнение других о себе. Сейчас многое из того, что я делаю – моя самодостаточность и стремление быть лучше, – зависят от того, какой я хочу, чтобы ты меня видел. Это страшно, почти глупо и досадно».

«Мак, иди ко мне».

Макензи покачала головой и встала из-за стола: «Не могу. Я не могу тебя поцеловать и совершенно точно не могу остаться на ночь. Я должна сама во всём разобраться».

«Я не понимаю, в чём тут разбираться, – сказал Эллингтон. – Получается, тебя настолько пугает эта ситуация, что ты готова просто уйти?»

У неё была такая мысль, но из уст Эллингтона она прозвучала пугающе. К горлу подкатил ком, глаза налились слезами, но Макензи удалось сдержать себя вовремя:

«Нет. Я… просто не знаю. Мне нужно знать, что я могу на тебя рассчитывать. Если уж я, чёрт возьми, решила зависеть от кого-то, но так, чтобы это меня не сломало, я должна знать, что этот кто-то меня не подведёт. Твоё отстранение и вызвавшее его обвинение… поколебали мою веру».

«Конечно, ты можешь на меня рассчитывать, – сказал Эллингтон. – Мак,.. как я могу тебе это доказать? Мы вдвоём через многое прошли. Я думал, что уже доказал свою надёжность».