— Так и простатит с геморроем заработать недолго, — поёрзал Павлов мокрой жопой по сидушке.
— Эх, молодо-зелено. Знал бы ты, сколько всяких неудобств выпадает на долю нашего брата. Бывало и в болоте спать приходилось, и в промёрзших землянках ночевать, и с гнилыми трупами бок обок. А это-то хуйня, не стоит переживаний.
— Кстати, ты так и не рассказал, почему решил стать охотником за головами.
— Ах, да. Понимаешь, ведь что такое счастье, в долговременной перспективе? Счастье — это когда дело твоей жизни приносит не только средства к существованию, но и радость. А радости у всех разные. Кто-то любит готовить, кто-то — строить дома, кто-то — воевать. Но у меня другая радость, и ремесло, которое я выбрал, обеспечивает мне её в полной мере. Всё дело в том, что я страсть как люблю глумиться над людьми.
Глава 6
Знавал я одного типа, который к месту и не к месту любил говорить: «Глаза боятся, а руки делают». У него даже погоняло было — Рукодельный. Однажды ему гранатой оторвало обе кисти, и все его, конечно же, подъёбывали: «Рукодельный, чё глаза такие испуганные?», а он отворачивался и тихо плакал, утирая сопли культями. Даже не знаю, от чего ему было тяжелее — от постоянных насмешек, или от невозможности ввернуть свою любимую поговорку. Привычка — страшная сила. Наркотик, только без кайфа. Мы привыкаем говорить и делать как по заученному: отвечать шаблонами, крутить монету в пальцах, вставать в семь утра, теребить мочку уха, спать на правом боку, сплёвывать налево. Это не даёт нам ничего, лишь делает предсказуемыми, а зачастую и уязвимыми, но отказаться чертовски трудно.
— Ты что, бороду недавно сбрил? — поинтересовался я, глядя, как Павлов уже не в первый раз проводит тыльной стороной кисти от кадыка к подбородку.
— Нет, никогда не носил бороду. Просто привычка. Не знаю... нравится как щетина по коже скребёт, — отвлёкся лейтенант от дороги и блеснул зубами, особенно белыми на фоне его чумазой рожи. — А что?
— Да так, попытался тебя с бородой представить.
— У меня всё ещё недостаточно поганый вид?
— Почему сразу «поганый»? Я носил бороду, и многие считали, что она придаёт мне солидности.
— Зачем сбрил?
— С ней у меня лицо слишком доброе, вводит людей в заблуждение, потом приходится доказывать обратное.
— А ещё в ней жратва застревает, и насекомые гнездятся, — поделился Станислав своим бесценным опытом. — Летом жарко, зимой колтуны ледяные, и бабам не нравится. Говно, короче. Бороду обычно те отпускают, у кого без неё рожа как у девки.
— Подъезжаем, — прервал я нашу непринуждённую беседу, разглядев за дождевой дымкой первые сторожевые вышки. — Держи ровнее, лейтенант, эти ребята крепкими нервами не отличаются, а пружина в гашетке слабая.
— Откуда знаешь? — осведомился Павлов.
— Часто зажимают.
ЗиЛок сбавил ход и покатил, всем своим видом демонстрируя готовность пассажиров к мирному диалогу. Пара устрашающего вида вышек, сваренных из железнодорожных рельсов и массивных стальных плит, как цапли клювами, повела стволами КПВ в нашу сторону.
— Может, стоило всё-таки флаг Легиона вывесить? — замандражировал Павлов, наблюдая по сторонам вросшие в землю ржавые детали со здоровенными рваными дырами.
— Поверь, им срать на флаги.