Ворвавшись в комнату, Уэбб первым делом сорвал горящий полог. Потом, присев на корточки, быстро смял его и возил им по полу до тех пор, пока не погасил пламя. И все это время он ожидал холодного как лед удара в плечо или руку, уверенный в том, что выдержит его и одержит верх над своим противником. Иисусе, он снова стал Джейсоном Борном!
В спальне никого не было. Не было его Мари. Не было ничего, кроме дробовика, нацеленного на дверь, и бечевки для спуска курка, когда кто-нибудь попытается войти внутрь.
Уэбб затоптал ногами тлеющие остатки ткани, доковылял до настольной лампы и включил ее.
Мари! О Мари!
И тут взгляд его упал на подушку. Лежавшая на ней записка гласила:
«Жена за жену, Джейсон Борн! Хотя твоя, в отличие, от моей, пусть и ранена, но жива. Ты знаешь, где меня найти. Там же встретишься и со своей женой, если только проявишь осмотрительность, и тебе повезет. Возможно, нам удастся договориться об одном дельце: у меня ведь тоже есть враги. Ну а если нет, то мир не перевернется: что значит смерть еще одной чьей-то дочери?»
Уэбб с криком уткнулся лицом в подушку, пытаясь унять охватившие его ярость и ужас и утихомирить невыносимую боль в висках. Потом лег на спину и уставился в потолок. Им овладела глубокая, тупая апатия. В его сознании вновь всплыли картины, о которых он не рассказывал Моррису Панову. Тела, падающие под его ножом или сраженные им из автомата, — не плод больного воображения, все так и было. Его заставили стать не тем, чем он был по природе своей. В новой своей ипостаси он превзошел все ожидания, полностью перевоплотившись в созданного чьей-то фантазией человека, которому в нормальных условиях не было места на этой земле. Дэвид не мог тогда поступить по-иному. Сейчас же он знал только одно: ему во что бы то ни стало необходимо выжить, не понимая даже, кто же именно он на самом деле.
Он ясно ощущал раздвоенность своей личности, присутствие в себе двух столь различных людей. Он всегда будет помнить об одном из них, поскольку то был человек, которым хотел бы он быть, однако пока что ему придется довольствоваться ролью другого — того, которого от души презирал.
Джейсон Борн поднялся с постели и спустился в свой кабинет, оборудованный в примыкавшей к прихожей этого старого викторианского дома комнатушке, в которой некогда размещалась библиотека. Там он взял лежавший на крышке бюро ключ и отпер третий сверху ящик. В нем оказались довольно странные предметы: два автоматических пистолета в разобранном виде, четыре небольшие, свободно умещавшиеся в ладони катушки тонкой проволоки, три паспорта на три разных имени и шесть пластиковых бомб, достаточно мощных, чтобы разнести на куски их коттедж. Если не весь этот набор, то кое-что из него несомненно пригодится ему. Дэвид Уэбб непременно найдет свою жену. В противном случае террорист Джейсон Борн повергнет в ужас весь мир содеянными им актами насилия. Его никто тогда не остановит: слишком уж многое отняли у него. И он не захочет долее сносить терпеливо удары судьбы.
Моментально собрав оба пистолета, Борн привычно вогнал в них со щелчком магазины. Теперь он был готов вступить в схватку с врагом.
Вернувшись в спальню, он снова прилег на кровать, по-прежнему устремив взор к потолку. Пройдет немного времени, и он вновь обретет свойственные ему энергию, находчивость и способность действовать в экстремальных условиях — в чем, в чем, а в этом он не сомневался. И тогда он отправится на поиски Мари: Он найдет ее — живой или мертвой. И если мертвой, то начнет убивать, убивать, убивать!
Кем бы ни был его противник, он не ускользнет от него — Джейсона Борна.
Глава 5
Он ясно сознавал, что, как ни трудно было сделать это, ему необходимо сохранять хладнокровие. Его рука крепко сжимала пистолет, в ушах гремели безжалостные автоматные очереди, в голове роились всевозможные планы. Нельзя сидеть сложа руки, ожидая неизвестно чего. Он обязан действовать решительно и энергично. Время не ждет!
Государственный департамент… Сотрудники этого учреждения, с которыми он общался в последние месяцы в отдаленном засекреченном медицинском комплексе в Вирджинии, словно одержимые, настойчиво и безжалостно допрашивали его, предъявляли ему десятки фотографий, пока Мо Панов не приказал им остановиться. Уэбб старался выяснить и записать их имена, предполагая, что однажды это пригодится ему. Объяснением такой предусмотрительности, могло быть только подсознательное недоверие к этим людям: ведь это они или их сослуживцы пытались убить его лишь за несколько месяцев до того. Их имен он никогда не спрашивал, сами же они просили его звать их просто Гарри, Биллом или Сэмом, считая, по-видимому, что знание их подлинных имен лишь усилит его настороженность. Однако ему удавалось время от времени заглянуть спокойненько в их пропуска. По окончании встречи он записывал их имена на клочках бумаги, которые тут же запихивал в ящик бюро, где хранились его личные вещи. Когда к нему приходила Мари, — а это бывало каждый день, — он, отдавая ей свои заметки, просил спрятать их дома — и понадежнее.
Мари призналась как-то ему, что хотя и выполняет его поручения, все же считает подобную его предосторожность излишней, ненужной перестраховкой. Но чуть позже ее мнение изменилось.
Однажды утром, спустя несколько минут после напряженной, утомительной беседы с теми людьми из Вашингтона, Дэвид попросил ее немедленно отправиться на машине из медицинского комплекса в банк, где у них был личный сейф, зажать волос в щели у нижнего края дверцы ячейки, потом запереть ее, выйти на улицу, а через два часа возвратиться и посмотреть, на месте ли еще контрольная метка.
Когда Мари вернулась в банк, волоса на прежнем месте не оказалось: он валялся, как она обнаружила тут же, на кафельном полу подвального хранилища. Поскольку волос был крепко зажат дверцей, он мог выпасть только если сейф открывали.
— Как ты смог предугадать такое? — удивленно спросила Мари при их очередной встрече.
— Один из моих внешне столь благожелательных собеседников вошел как-то в раж и попытался нажать на меня. Воспользовавшись тем, что Мо на пару минут отлучился, он предъявил мне по сути дела обвинение в мошенничестве и утаивании фактов. Зная, что ты должна скоро прийти, я не стал отпираться. Тем более что мне хотелось посмотреть, сколь далеко могут они зайти в своей низости.