Вернувшись в свою комнату, я распахиваю тяжелую деревянную дверь и захлопываю ее за собой, а затем делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Внезапно, когда я поворачиваюсь к своей кровати, меня встречает еще более приводящее в бешенство зрелище.

Кара сидит на моей постели. На моей гребаной кровати. Она накрыта одной из легких простыней, но я могу сказать, что под ней она голая.

Ее светлые волосы свободно спадают на плечи. Я должен быть счастлив, черт возьми, я должен быть в гребаном экстазе от того, что эта сучка в моей постели. Она горячая, и мой член пульсирует; жидкий жар от моей встречи с Беннетт все еще бурлит в моих венах, но все, что я чувствую, — это гнев. Чистый, мучительный гнев.

— Убирайся нахуй!

Кара смотрит на меня в замешательстве.

— Я думала, тебе будет приятно, — отвечает она низким голосом с легкой дрожью.

— Как ты посмела ворваться в мои личные покои? Ты гребаная горничная, и тебе, блять, здесь не место.

В ее глазах вспыхивает боль, а затем я замечаю, что они постепенно стекленеют, словно она борется со слезами.

— Я могу дать тебе все, что ты захочешь. — Она медленно откидывает простыню и, да, как я, блять, и знал… голая! Ни единого гребаного лоскутка одежды.

Однако вместо реакции, на которую она надеялась, это только усилило мой гнев еще больше.

Не говоря больше ни слова, я подхожу к кровати, хватаю ее за запястье и стаскиваю с кровати.

Она визжит от неожиданности и, волоча за собой простыню, слетает с кровати.

— Убирайся нахуй. — Требую я. — Я больше НИКОГДА не хочу тебя здесь видеть.

Я открываю дверь, грубо выталкиваю ее наружу и без предупреждения хватаю свою простыню и вырываю ее из ее рук, оставляя ее обнаженной.

Она взмахивает руками, чтобы прикрыться, но я без угрызений совести захлопываю дверь у нее перед носом.

Она, блять, может вернуться в свою комнату в чем мать родила. У меня на это нет времени. С таким дерьмом разбирается Калеб, не я.

Кара уже достаточно давно неравнодушна ко мне, а я так и не ответил ей взаимностью. Эта маленькая одержимость начинает чертовски раздражать.

Как только она уходит, я медленно возвращаюсь к кровати, все мое тело ноет от изнеможения. Сколько себя помню, я страдаю бессонницей, и сегодня вечером моим демонам кажется, что они играют сверхурочно.

Прошло три недели с тех пор, как я в последний раз позволил своим демонам поиграть. Три недели с тех пор, как я проводил лезвием ножа по коже, наблюдая, как она расходится, как масло. Три недели с тех пор, как крики зла наполнили мою душу и утолили снедавшую меня жажду.