Книги

Преисподняя

22
18
20
22
24
26
28
30

– Всего лишь одна фраза: vocabulum est tabula или что-то в этом роде. Его партнеру так и не удалось разобрать остальное. Он спрашивал, что это означает, но Хенелли не обращал на него внимания. – Должно быть, Литерати заметил, как мы с Рэчел переглянулись. – В чем дело?

– Мы слышали эту фразу раньше, – пояснила Рэчел. – Или похожую на нее.

– Где? – спросила Эрин Барр.

– В наших снах, – ответил я. – По-видимому, все приговоренные к смерти в ту ночь постоянно пытались вспомнить одну и ту же или почти одну и ту же латинскую фразу. Странно, не правда ли?

– Возможно, это означает больше, чем вы думаете, – задумчиво сказала Эрин Барр. – Какая-то запретная информация?

– Не исключено, – согласился я. – Но мы не имеем представления, что это такое.

– Надеюсь, вы сможете это выяснить. – Женщина-сенатор встала. – Каковы ваши дальнейшие действия?

Рэчел ответила за нас обоих:

– Поскольку вы уже проверили Хенелли, в списке осталось трое людей, подвергшихся чистке той ночью. Нам нужно выяснить, почему это было сделано.

– И разговаривали ли они по-латыни, – добавила Эрин Барр.

– Да, и это тоже.

– Дерек, передай Рэчел и Гидеону список жертв.

– У нас есть список, – вмешался я. – Но мы не знаем, где их найти.

– Зато мы знаем. – Голос Литерати звучал так же холодно, как и раньше, – Следуйте за мной.

Сенатор Барр снова обменялась с нами рукопожатием.

– Удачи вам. Дайте мне знать, если выяснится что-нибудь новое о наших пропавших коммандос. Или о Солюксе и его возлюбленной Преисподней.

Мы попрощались и последовали за Литерати в небольшую комнату, где стояло несколько компьютеров и стенных шкафов, набитых компакт-дисками. Он опустился в кресло, нажал несколько клавиш, и принтер выплюнул два листка тонкой бумаги, которые он протянул нам.

– Бумага легко переваривается, – сообщил он. – Хотя здесь нет никаких сведений, не известных Деснице.

– Что ж, тогда придется назвать им твое имя, – подтрунил я, стараясь хоть немного расшевелить этого парня.

Прием сработал. Он взглянул на меня так, словно быстрая смерть была бы слишком легким наказанием за мою выходку.