— Правильно, — неуверенно сказал Бэтээр, подозревая, что она опять над ним смеется. — Относится, ага … А чего орет тогда? Чуть что — и сразу орать…

— Возраст такой, — объяснила она. — Очень эмоциональная девочка, а в этом возрасте дети обычно очень неуверенны в себе. И любые, даже вполне безобидные на взгляд постороннего человека, «чуть что» воспринимают очень болезненно. Крик — это такая защитная реакция. Кричат ведь всегда от слабости, правильно?

— Пулька теперь все время повторяет это ваше «правильно», — ушел Бэтээр от ответа, с неловкостью вспомнив, как орал вчера на Пульку при этой тете Наташе, да еще и при детях. — А что значит: на данном этапе? Это что, потом Пулька тоже может феминисткой стать?

— Все зависит от того, кто рядом будет. Попадется муж такой… тиран какой-нибудь… или эгоист бездушный — тогда может и стать. И даже наверняка станет.

— У вас такой муж был, да? — ляпнул Бэтээр, не успев подумать, и тут же попытался исправить положение: — Вы его случайно не пристрелили?

Наливная яблочная кошка вдруг вспыхнула, как маков цвет, изобразила своими честными глазами негодование и возмущенно ответила:

— Как вы могли подумать?! Как же я могла стрелять в собственного мужа? Да еще при детях! К тому же и ружье не было заряжено… Я его просто немножко стукнула.

— Серьезно? — поразился Бэтээр. — Чем стукнули? Сильно?

— Да ничего не сильно, — недовольно сказала она. — Я ж говорю — немножко. Прикладом. Он даже сознание не потерял… Да это все не очень интересно. Но я потом расскажу, если вы хотите. Действительно, пустили в дом незнакомых людей… Я все о нас расскажу, вы не беспокойтесь. А сейчас, наверное, возвращаться пора. Любочка устала, кажется, опять хромать начала. Я позову девочек, чтобы уже собирали все, правильно?

— Женщины! — надменно фыркнул Бэтээр. — Что они умеют? Они тут насобирают, как же… И женское ли это дело — собирать мусор, оставшийся после ужина на лоне природы? Женское дело — это тактично и умело руководить сильными мужчинами, которые действительно умеют собирать мусор…

Наливная яблочная кошка все-таки засмеялась. Захохотала, зажмурив свои честные глаза, сверкая белыми зубами и запрокинув к небу лицо с прилепленной на носу бумажкой. Сегодня на бумажке было написано «6 %». Завтра в пять часов утра, когда Любочка проснется и придет к нему, чтобы прислониться, а яблочная кошка придет за ней, он спросит, что эти шесть процентов означают, а она будет старательно и серьезно вспоминать, а потом вспомнит и начнет ему рассказывать почти у самого уха теплым и душистым шепотом.

Но до этого она еще расскажет о себе, она обещала. А телефон вечером надо просто отключить.

Когда они приехали домой, он так и сделал. Пока Вера-Надя купали и укладывали Любочку, Пулька мыла кастрюлю из-под тушеной картошки и миску из-под салата, а яблочная кошка сидела за Пулькиным компьютером, Бэтээр быстренько обзвонил ментов и своих ребят, поспрашивал о новостях, предупредил, чтобы в случае чего звонили только ему и только на сотовый, и потихоньку отключил домашний телефон, надеясь, что никто не заметит. Но яблочная кошка заметила — всегда все замечает, вот ведь беда! — и принялась извиняться:

— Тимур Романович, я понимаю, как вам все это надоело… Но мне после двадцати ноль-ноль звонить никто не должен, вы не беспокойтесь, я всех предупредила. А если вам вдруг по делу позвонят? Или мать… А никто не отвечает! Она ведь беспокоиться будет, правильно?

— По делу мне на сотовый звонят, — сухо сказал Бэтээр, страшно смущенный ее виноватым тоном. — А мать… Я и выключил, чтобы она не звонила.

Заметил, как дрогнули ее брови и затревожились глаза, вздохнул, взял с тумбочки в прихожей большой пакет — ценная бандероль, он еще до обеда на почту за ней заезжал, — и позвал яблочную кошку в кухню, где Пулька все еще возилась, наводя порядок и попутно готовя последний вечерний чай. Бэтээр кинул пакет на стол, отодвинул Пульку от плиты, сам занялся порядком и чаем, а Пульке сказал строгим голосом:

— Проверь посылочку на содержание холеры и сибирской язвы. Тете Наташе, может быть, тоже интересно будет.

— А чего это сразу я? — недовольно буркнула Пулька. — Как, какая холера — так сразу мне проверять!

Но посылкой все-таки занялась, большим кухонным ножом ломая сургучные печати и небрежно кромсая многочисленные обертки, раздраженно пофыркивая и бормоча вполголоса:

— Ишь ты, ценная… С описью вложения, подумать только… Коробочка какая-то… Бэтээр, это конфеты! Не может быть! А, ну да, я ж и говорю — не может быть… Пакетик в пленочке, запаянный, чтобы, значит, не промок случайно… Да нет, никакой холеры. Все та же чума. И письмо еще. Это я не разберу. Тетя Наташа, вы такой почерк разберете? Бэтээр, будешь читать?