— Тетя Наташа, вы чего не понимаете? — забеспокоилась Пулька. — Мы не шутим! Чего это мы шутим? Бэтээр, ты понимаешь, чего тетя Наташа не понимает? Тогда расскажи все, чтобы тетя Наташа понимала. А то я не понимаю, что рассказывать. Я уже говорила, что мы на Инночку совсем не похожи, пусть даже и не беспокоится… А она все равно не понимает. Бэтээр, ну, скажи сам — ведь не похожи, правда?

— Понятия не имею, — честно признался Бэтээр. — Я ее последний раз видел перед тем, как в армию ушел. И еще в детстве несколько раз видел. Но совершенно не помню. А Пулька никогда не видела, Инночка ее прямо из роддома тете Варе привезла, а сама уехала…

Он поймал взгляд яблочной кошки — взгляд, полный горячего сочувствия, — и невольно улыбнулся.

— Мы не ощущали себя брошенными, — сказал он этому горячему сочувствию. — Мы и не были брошенными. С тетей Варей — и брошенные? Она нам была и мамой, и папой, и нянькой, и другом, и учителем… Тетя Варя была гением. Нам с Пулькой просто повезло, что Инночка оставила нас с тетей Варей. Еще неизвестно, что получилось бы, если бы не оставила. Мы мать не любим, но мы ей очень благодарны за то, что оставила все-таки…

Он рассказывал и потихоньку наблюдал за яблочной кошкой — как она слушает, и что-то понимает, и постепенно успокаивается, и уже берется за свой чай, но на Пульку все-таки время от времени посматривает сочувственно и встревоженно, а Пулька, гениальный ребенок, в упор не видит сочувствия, а тревогу яблочной кошки в момент интерпретирует в собственных интересах:

— Тетя Наташа, вы не думайте, что Инночка ненормальная, раз так пишет. Она просто пишет редко, вот и… не привыкла. И потом — она же всего семь классов закончила, да еще сто лет назад! А у меня самый высокий коэффициент интеллекта во всей школе, честное слово! Максим Руднев даже обиделся, он думал, что это он самый умный. А у Бэтээра вообще красный диплом. Скажи, Бэтээр!

И Бэтээр говорил все подряд, даже то, что сначала говорить не собирался, — как они с Пулькой, два дурака — вернее, старый дурак и юная дурочка, — никак не могли понять, почему это все Инночкины мужья умирают и умирают. Про двух-то знали точно: отец Бэтээра погиб на стройке во время какого-то несчастного случая, а отец Пульки попал в аварию на объездной, там большая авария была, человек десять погибли. А с остальными-то что? Ведь не может быть, чтобы все — вот так же?.. Постепенно сообразили: все Инночкины мужья, кроме отцов Бэтээра и Пульки, к моменту свадьбы уже давно отпраздновали свое семидесятилетие. А одному даже семьдесят восемь было, но как раз с этим Инночка дольше всех прожила — почти три года.

— Бедная женщина, — вдруг пробормотала яблочная кошка. — Господи, такая красавица — и замуж за стариков… Зачем?

Бэтээр страшно удивился: что значит «зачем»? За деньгами, конечно. Все старые мужья бедной женщины были совсем не бедными. И она, наследуя добро мужей, потихоньку стала вполне богатенькой. Он хотел уже сказать, что никаких причин жалеть бедную женщину нет, но Пулька его опередила.

— Да, — горячо и искренне согласилась она с тетей Наташей. — Мне ее тоже иногда жалко. За стариков — из-за денег каких-то! Вот на что жизнь потратила? Может, она думала, что на старости лет впадет в нищету? Тетя Варя говорила, что Инночка всегда нищеты боялась. Тетя Варя говорила, что это очень тяжелый страх, прямо как настоящая болезнь. Поэтому вот так все у нее и получилось. Правда бедная. Ужасно ее жалко… Но ведь глупая же совершенно! Что, мы с Бэтээром не прокормили бы ее, что ли? В старости… Когда станет уже некрасивая и замуж ни за кого не выйдет…

Яблочная кошка заулыбалась, и Бэтээр восхищенно глянул на Пульку — гениальный ребенок! Ему тоже иногда было жалко Инночку, но вслух он бы этого, наверное, не сказал. Вслух он сказал бы, что жалеть ее не за что. А потом никогда бы не смог доказать этой феминистке, что имел в виду совсем не это.

— Хотя и жалеть ее особо не за что, — неожиданно сказала яблочная кошка, поймала его удивленный взгляд и покраснела, как маков цвет. — Все у нее так, как ей хочется, правильно? И красавица вон какая, и не бедствует, и весь свет объездила, и занимается живописью, любимым делом. Ведь совсем немногие живут, как хотят. Большинство — как по судьбе получается. Так что, может быть, она даже и счастлива.

— Может быть, — тут же согласилась Пулька. Она во всем с этой тетей Наташей соглашалась. — Хорошо бы, если счастлива. Если Инночка несчастливая, мне об этом думать как-то… неприятно.

Яблочная кошка с симпатией и одобрением смотрела на Пульку, и Бэтээр опять обрадовался. Правильно Пульке коэффициент интеллекта посчитали, и пусть Максим Руднев даже и не обижается.

— Иди спать, — вдруг заявила Пулька. — Нам с тетей Наташей еще поговорить надо.

— Ну, вот еще! — возмутился Бэтээр. — Это мне с тетей Наташей поговорить надо! Так что лучше ты иди спать.

Он думал, что Пулька, как всегда, начнет препираться и доказывать свое право на свободное волеизъявление, но та помолчала, подумала, потаращилась по очереди то на него, то на яблочную кошку, и неожиданно согласилась:

— Хорошо. Спокойной ночи, братик. Спокойной ночи, тетя Наташа. Завтра поговорим, правильно?

— Спокойной ночи, сестренок, — несколько растерянно ответил Бэтээр.

Братиком Пулька его в последний раз называла вчера в саду дома номер двенадцать. А до этого — лет пять назад, кажется. Тоже за что-то прощения просила. Сейчас, вроде бы, никакой вины за ней не числится… Или он чего-то не знает? Он с недоумением смотрел вслед Пульке какое-то время, даже хотел было пойти за ней и прямо сейчас докопаться до истины, но тут его отвлек голос яблочной кошки: