Настя задумчиво закусывает губу. Наливает чай, двигает тарелку с пирожными. Я машинально беру первое попавшееся и отправляю в рот. Запиваю горячим напитком. На секунду замираю, ощущая, как нежный вкус буквально тает на языке, а после медленно продолжаю жевать.

Я не сладкоежка в общепринятом смысле этого слова, но в детстве бабушка часто баловала своей кондитеркой. Я вырос, бабушки давно уже нет в живых, а вкус ее десертов до сих пор забыть не могу. Сейчас уже так не готовят. Я много где успел побывать за свою жизнь, много где обедал, в том числе и в известных ресторанах России и Европы, дорогих кондитерских с громким именем. Да, красиво, вкусно, необычно, но не то. Совсем не то.

– Воспитательница у них строгая. Но иногда это даже необходимо, – оправдывается Настя.

– Что? А, ты про это. Кстати, очень вкусно, где ты покупала их? – спрашиваю, указывая на тарелку со сладостями.

– Я сама готовила. Пока не работала, зарабатывала тем, что пекла торты, пирожные. Иногда для себя оставляла. – Смотрит на меня с недоверием.

Надо же. Кто-то еще готовит по старым рецептам?! С удовольствием отправляю в рот еще одну штуку и решаю воспользоваться ситуацией:

– Насчет сада. Я узнавал. На вашу воспитательницу идут жалобы и от других родителей. Ситуация неоднозначная, но человек явно не настроен искать общий язык с детьми, предпочитая пользоваться чуть ли не дедовскими методами. За свою зарплату она не держится: не та сумма, ради которой стоит плясать.

Делаю паузу и жду ее реакции. Ни черта я не узнавал, хотя стоило бы. Но только так сейчас я могу узнать правду из ее уст.

Настя открывает рот и тут же замолкает. Делает маленький глоток чая, опуская взгляд.

– Я тоже слышала подобное. Да и в чате родителей пишут про это. Но замены нет, поэтому...

– Поэтому ты готова жертвовать психикой ребенка? Я могу понять, когда у людей нет выбора.

– У меня нет денег на частный сад! – возражает она тут же.

– А кто говорил о них? Я сам оплачу пребывание Дениса, твоя обязанность – определиться, какой именно сад больше подходит сыну. Можно взять в каждом несколько пробных дней и посмотреть, где ему будет комфортней. Оценить. Там везде есть камеры наблюдения. Ты в любой момент можешь посмотреть, что происходит, как общаются с твоим ребенком, чему его учат. Запросить запись за определенный день или час. Убедиться, что он на самом деле пообедал. Я не пытаюсь демонизировать муниципальные учреждения, но человеческий фактор никто не исключал. А я хочу дать сыну лучшее. Это нормальное желание любого родителя. Тем более когда есть возможность.

Настя водит пальцем по ободку кружки. Молчит. Но ее молчание для меня уже маленькая победа. Это означает, что она сомневается. Думает. Решает.

И я все же надеюсь, что мы сумеем договориться с ней мирным путем. Вначале о садике, потом о признании отцовства, и так мелкими шажками доберемся до опекунства.

– Хорошо. Только можно со следующей недели? – уступает наконец она. Один-ноль в мою пользу. – Я просмотрю варианты и скажу, что мне понравилось.

Тянусь за очередным пирожным, внезапно понимая, что оно последнее. Как-то незаметно за разговором я съел всю тарелку. Неожиданно.

– Договорились. Спасибо за чай. Все было очень вкусно. Мне пора. Завтра жду, как обычно, на работе, – решаю закончить на этой ноте. – И да, хотел спросить. Ты же не против, если я буду приезжать видеться с сыном? Забирать его к себе?

– Только вместе со мной! – вспыхивает Настя.

Какая-то часть меня внутри одобрительно качает головой.