Внезапно двери Большого зала с грохотом распахнулись, и в зал широким шагом вошел Том Риддл в совершенно невероятном наряде: на нем была белоснежная мантия с красным крестом, напоминающая тунику крестоносца. Упивающиеся также были в белом.
— Сукин сын, Том, ну ты и вырядился! — возмутился Альбус Дамблдор и вдруг согнулся пополам, трясясь от смеха и хватая ртом воздух.
— На себя посмотри, старый пердун, — ответил Риддл и вдруг зашелся от хохота, вытирая слезы и по-женски взвизгивая.
Шатаясь от собственного регота, Риддл дошел до Дамблдора и шутливо ткнул его кулаком в плечо. Подвывая от смеха и едва дыша, оба повалились на соседние стулья. Альбус попытался отпить глоток тыквенного сока, но не сдержался и прыснул, от чего тыквенный сок выстрелил из директорского носа прямо в гордо выпяченную грудь Петтигрю. Возмущенные слова Хвоста потонули в его собственном хохоте. Вскоре половина зала корчилась над тарелками, вытирая слезы смеха.
Внезапный удар невидимого колокола привел всех в чувство. Двери зала медленно отворились, и в зал вошли двое — именинник Аберфорт и почетный гость всего магического мира — волшебник Гэндальф.
Поначалу все взгляды устремились на Аберфорта. Некоторые даже приняли его за самого Гэндальфа — Аберфорт был совершенно неузнаваем в струящейся серебристой мантии и шапочке, расшитой золотыми якорями. И только потом присутствующие заметили обычного с виду белобородого старика в простой черной мантии, шедшего следом за именинником и улыбающегося всем, с кем встречался взглядом.
Все вскочили на ноги. Раздались крики, свист и шумные хлопки.
Дойдя до середины зала, Гэндальф поклонился и поднял вверх ладонь.
Наступила тишина. Все взгляды были прикованы к самому обыкновенному с виду старику в скромной мантии. Но стоило ему заговорить, как обволакивающие чары неведомого обаяния коснулись каждого — так проникновенно звучал его голос, так приятно светилось улыбкой лицо, и каждому казалось, будто взгляды и слова удивительного гостя обращены именно к нему.
— Сегодня счастливый день, — тихо сказал Гэндальф, и все отчего-то заулыбались: день был и вправду необыкновенный. — Я рад всем вам, мои дорогие. Я рад тому, что у нас есть прекрасный повод для праздника и веселья — день рождения моего друга и ученика, Аберфорта Дамблдора.
Все опять зааплодировали, но смолкли, как только волшебник вновь заговорил.
— Я не мастер красивых слов и цветистых речей. Скажу одно: пусть всегда нас объединяет Любовь и собирает вместе под своим крылом. Пусть каждый из нас хоть однажды изгонит из сердца печаль и впустит туда маленький огонек любви и благодарности. Посмотрите друг на друга — мы суть одно. Не в моей власти продлить драгоценные мгновения дружбы и любви, но это — в вашей власти. Пусть в ваших сердцах навсегда останется этот день, как память о том, что в наших и только в наших руках магия мира и любви. Волшебный день, один раз в тысячу лет, когда не прольется ни единой слезы, ни единой капли крови, — это мой подарок всем вам. За здоровье именинника! За здоровье всех и каждого! — выкрикнул Гэндальф.
Грянула музыка, заглушая радостные крики и смех.
Внезапно каждый обнаружил в своей руке бокал. Шипящее искристое зелье переливалось через край, играло искрами и чудными огоньками.
— Надо же, куда лучше хереса, — сказала Трелони и засмеялась: волшебный напиток оказался на редкость веселящим.
Задорная мелодия была под стать шампанскому — это был такой зажигательный танец, что никого не удивило, когда на середину зала вылетел Аберфорт в обнимку с Гэндальфом, и оба волшебника понеслись в вихре танца, выделывая дурацкие коленца и хохоча до слез.
— Они что, тоже э-э… м-м… вместе? — прошептал аврор Айзекс на ухо Скримджеру.
— Вас это удивляет, Айзекс? — спросил Скримджер, потягивая магическое шампанское Гэндальфа. — А не вас ли я вчера видел в Лондоне на Чаринг-кросс? — хитро прищурился министр.
Айзекс слегка покраснел.
— Да я так, собственно… гулял, — пробормотал он.