Его одежда покрылась пылью — он искал отпечатки сапог и копыт. Я же стоял и не знал, что делать. Ехал ли в этой карете Лерчик? И как это связано с мертвым Семеном?

— Вы уже осмотрели внутри? — спросил Никита Александрович.

Мотнув головой, я залез в карету и попытался хоть что-нибудь разглядеть, но в темноте это оказалось нелегким делом!

— Никита Александрович, — высунулся я в окно, — у вас хоть фонарик есть?

— Вот я, старый дурак! Даже не подумал взять его, — хлопнул он себя по лбу. — Посмотрите под сиденьем возницы. Там должны быть инструменты, и, скорее всего, фонарь, там тоже найдете.

Спрыгнув на землю, я обогнул карету и полез в ящик. Хорошо, что замка не было!

Я торопливо ощупывал находящиеся внутри предметы, пытаясь угадать, что из этого может быть источником света.

От моих движений в глубине что-то звякнуло. Стекло? Под ладонь легла округлая сфера с холодной, кажется, металлической ручкой.

Как же мне сейчас не хватает моего шлема! Там и прибор ночного видения, и спектроскоп, и безумно нужный фонарик.

Наконец, из-за туч выплыла луна, и мне удалось рассмотреть какую-то странную бутылку, без горлышка, оплетенную ажурной сеткой.

Это очень походило на лампу! На кухне у Катюшеньки стояла похожая. А я-то думал, что это часть декора…

— Спички, — Никита Александрович протянул мне коробок.

— Спасибо, да вот только я ни разу еще такую не зажигал, — выдохнул я. — Не поможете?

Проворчав что-то про непутевую молодежь, Окунев забрал у меня фонарь и зажег его.

Его неяркого света было достаточно, чтобы разглядеть резной бок кареты и черные ветки над головой.

Я снова забрался в мягкое нутро местного транспорта и начал тщательно обыскивать диваны и стены.

Если Субботин сидел так же, как я сейчас, то где он мог оставить для меня какой-то знак?

Но я не нашел ни надписей, ни, слава святым сияющим сферам, пятен крови.

И тут я вспомнил, как мы с одной барышней, дежуря в разные смены, оставляли друг другу послания. Нашим тайным местом была щель между подушками дивана в комнате отдыха. Это было глупо, но в то же время очень романтично. Я еще никогда так увлеченно не писал обыкновенной ручкой!

Шанс, что Лерчик оставил мне записку именно таким образом, был невелик, однако стоит попробовать.