- Знаю, – опускаю голову и наблюдаю, как слёзы капают на сапоги.

Марк не вдавался в подробности спора. Но какая разница, о чём именно он был?

- Город притащил использованную резинку и демонстрировал её всем. Типа ничья получается.

- Что? – меня передёргивает, когда я представляю этот ужас…

- Совсем офигел, ни стыда, ни совести. Даже Ковалёв взбесился и наорал на него. А ему всё как с гуся вода. Он же непробиваемый. Скотина бездушная!

Во всём потоке этого кошмара я вычленяю важное слово: резинка. Значит, всё-таки предохранялся и насчёт залёта можно не беспокоиться… Хоть одна хорошая новость за этот кошмарный вечер…

- Ладно, Лен, пойду я. Спасибо, что не бросила. И за предупреждение спасибо. Теперь хоть буду знать, из-за чего надо мной смеяться станут.

- Да не будет никто смеяться. Все в шоке были, все его осуждали. Что-то он совсем низко скатился. А ведь когда-то защищал тебя от нападок Ковалёва… Сава тоже говорит, что не узнаёт Города в последнее время, будто бес в него вселился.

- Я слышала, что у него отец при смерти. Может, так на него влияет папина болезнь, – ловлю себя на мысли, что даже сейчас его зачем-то выгораживаю. – Мужчины – существа непредсказуемые. Это мы можем поплакать, валерьяночки хряпнуть – и успокоиться, а у них всё сложно.

С трудом добираюсь до квартиры. Ничего не подозревающая мама набрасывается с поздравлениями.

- Раздевайся скорее, я яблочный пирог испекла. Мой руки, сейчас праздновать вашу победу будем.

- Ма, может, завтра? Устала как собака. Хочу поскорее прилечь.

- Как знаешь, – разочарованно тянет она мне вслед, когда я скрываюсь в ванной.

А я никак не знаю… Мой мир разрушен. Не представляю, как завтра идти в университет, как выдерживать насмешки однокурсников, их презрительные взгляды. Так стыдно и унизительно! Не понимаю, как после этого можно жить. Где взять на это силы и мужество? Как после такого можно кому-то доверять?

Ночью неожиданно начинает валить снег – в начале марта у нас такое бывает. Мама будит меня на рассвете – я всегда помогаю ей в снегопад расчищать дорожки во дворе дома, где она работает дворником. Без меня она не справляется, и за это её могут оштрафовать. Никого не волнует, что для хрупкой женщины это очень непростой труд.

Из дома выходим затемно. Снег продолжает идти, но уже не так интенсивно, как несколько часов назад. Пока он мягкий и неутоптанный, убирать его несложно. Главное – успеть до того, как проснётся дом и жильцы начнут сновать туда-сюда, возмущаясь, почему почищено неидеально.

Мы уже почти заканчиваем работу, когда за спиной слышу противный голос одногруппницы Марины – той самой, что осенью ошивалась возле Марка.

- Какие люди! Казакова! Ты из программиста в дворники перепрофилироваться решила? И правильно сделала. Такие ничтожества, как ты, на большее не способны.

Пытаюсь сделать непробиваемое лицо. Уговариваю себя, что мне на неё плевать. Она – всего лишь кукла. И очень сомневаюсь, что программист из неё получится. За полгода она себя никак не проявила, учится еле-еле, зато выглядит, как модель на подиуме… Сплошные понты.

А Марина всё не унимается.