Что же делать? Посматриваю на часы, наблюдая, как медленно минуты сменяют друг друга. Вдруг за кустами раздаётся негромкий хруст. Кто это? Тут водятся дикие звери? Страх забирается под одежду и ещё сильнее холодит замёрзшее тело. Кажется, волосинки на коже встают дыбом…

Луна то выходит и освещает лагерь, то снова прячется за тучу. Ночь кажется бесконечной. Считаю до десяти тысяч и иду проверять, не разблокировала ли Лена застёжку. Увы… Снова считаю и снова иду проверять. Глупо, конечно, но так удаётся скоротать ещё один час.

До рассвета далеко. Начинает накрапывать дождик. А ведь по прогнозу должно быть сухо и тепло… И зачем нужны такие прогнозы, если они врут?

Надо бы спрятаться где-то под деревом, но уходить от лагеря страшно. А вдруг тут водятся волки? Кажется, они могут напасть на человека без причины.

Стараюсь постоянно быть в движении, но это слабо помогает. Очень быстро промокаю насквозь. Вспоминаю генерала Карбышева и его мученическую смерть. Сейчас далеко не мороз, да и дождик небольшой – не то, что струя ледяной воды, которой немцы поливали заключённых. Но и я не генерал… Сил остаётся всё меньше, а время до утра тянется слишком медленно…

Несколько раз задрёмываю. К тому времени, когда лагерь просыпается, промерзаю насквозь, включая все внутренности до самой глубоко запрятанной частички. Когда наконец появляется возможность, забираюсь в палатку, переодеваю часть одежды и кутаюсь в спальнике. Но согреться удаётся далеко не сразу.

Просыпаюсь, когда солнце стоит высоко. Лагерь гудит как улей. Кто-то играет в мяч, Женя Гаврилов тренькает на гитаре, а девчонки пытаются ему подпевать.

Тело ломит, голова раскалывается. Градусника нет, но и без него понятно, что поднимается температура. Выползаю из палатки и направляюсь к костру, возле которого некоторые студенты обедают. Ничего себе, как долго я спала. Мне бы попросить таблетку жаропонижающего – наверняка в автомобильной аптечке есть что-то подходящее.

- О, королева мусорки пожаловала, – встречает меня Марина привычной уже колкостью. – Вали отсюда. Знаешь поговорку: “Кто не работает, то не ест”? Не участвовала в приготовлении обеда – свободна.

Я и не собираюсь ничего есть, аппетита нет. А вот от сладкого чая я бы не отказалась. Но сначала надо попросить таблетку.

- Что стоишь? Неясно сказала? Убирайся! Нечего нам тут воздух портить своими ароматами мусорки!

Я всё жду, когда хоть кто-то вступится за меня и одёрнет Марину. Сколько можно меня третировать? Но все дружно смеются – эта фраза кажется им смешной. Даст ли кто-то из этих моральных уродов таблетку? Сомневаюсь.

Не солоно хлебавши отправляюсь обратно в палатку. Лихорадка даёт о себе знать, меня знобит, и в тёплом спальнике я чувствую себя куда лучше. Впрочем, физическое состояние не очень коррелирует с душевным. И дело, конечно, не в Маринке и “дружеском ржании” её прихвостней. Больше всего я шокирована поведением подруги. И могу ли я её после сегодняшней ночи считать подругой? А стоит мне вспомнить о Лене, как она тут же является в палатку.

- Танюха, вот ты где! Выползай уже из берлоги. Сколько можно дрыхнуть? Там надо посуду мыть и собираться, палатки снимать. Дождь собирается, нужно поскорее ехать, иначе вымокнем все к чёрту.

Хочу ответить, что я и так вся мокрая, в том числе и благодаря ей и её бессовестному кавалеру. Впрочем, недаром говорят: “Скажи мне, кто твой друг, – и я скажу, кто ты”. Сава наверняка такой же подонок, как и Марк. Богатеи не могут быть порядочными или заботливыми.

Нехотя выбираюсь из тёплого спальника. Голова кружится, в ушах стоит колокольный звон. Парни суетятся вокруг палаток, девушки убирают около костра. Пикник подошёл к концу.

“Всё хорошо, что хорошо кончается”, – всплывает в памяти поговорка. А то, что заканчивается плохо – изначально было обречено на провал? Похоже, не стоило мне сюда ехать. Давно ведь зареклась иметь какие-то дела с одногруппниками, особенно когда на горизонте маячит Марина.

Если бы я знала заранее, чем в итоге мне обернётся эта поездка…