Оторваться не могу. Целую, целую… Нежная, до одури красивая… Моя…

Наконец отстраняюсь. Санузел маленький. Стоя возле двери, слышу все, что происходит в комнате.

- Смотри, статья про батю Города, – узнаю голос Григорьева. – Прикольно. Круто. Рассказывает о бизнесе, говорит, что сыновья станут его преемниками, когда он отойдет от дел. Вот бы к нему в фирму попасть.

- Так попроси Марка, – отзывается Ковалёв. – Тем более он уже там работает.

- Да ну. Вряд ли Марку что-то от отца достанется, – вклинивается Шевчук. – Все говорят, что наследником будет родной сын, недаром он учится в экономическом.

- Думаешь? – снова Григорьев. – Если так, то не завидую Городу. Он-то, наверное, спит и видит оказаться в отцовском кресле, и такой облом.

Закипаю. Отрезвление происходит мгновенно. Кручу в руках резинку со следами крови, не решаясь отправить её в урну. Внутренний голос требует выбросить и признать себя проигравшим. Но это значит, что я снова выставлю себя на посмешище из-за дуры, которая не сумела удержать язык за зубами. С какой стати я должен ей это простить? То, что она оказалась невинной, вовсе не снимает с неё вины!

В то же время я должен быть честным перед Валерой. Он оказался прав и, по большому счёту, уделал меня. Если я предъявлю ему эту улику, то, возможно, получится свести к ничьей и сохранить лицо.

Сейчас или никогда. Другого такого случая наказать Казакову мне может не представиться. Я обещал ей, что уничтожу. А я своё слово всегда держу!

- Ты приводи себя в порядок, а я пойду к ребятам, – говорю торопливо и открываю дверь.

- Хорошо, я быстро, – смущённо улыбается.

Бросаю на неё взгляд, и вновь внутри поднимается волна протеста и тошнота от задуманного, но я давлю её. Это всё эмоции. А месть – блюдо, которое подаётся холодным. Я всё решил и просчитал. Всё, кроме одного… И именно это не даёт теперь покоя. Будь она продажной девкой, я бы, возможно, не задумывался…

Подхожу вплотную к Ковалёву. Музыка играет не слишком громко, но я всё равно наклоняюсь почти к самому уху.

- Ну чё, Валерка, ничья? – негромко выдаю и раскрываю ладонь, демонстрируя неоспоримое доказательство того, что полчаса назад правда была на его стороне, а теперь – на моей. В сумме получается та самая ничья.

Друг даже не сразу понимает, о чём речь, ошарашенно пялится на мою руку. А потом вскакивает и выплёвывает мне в лицо:

- Ну ты и подонок! От кого угодно ожидал такое, но не от тебя!

Его выпад привлекает внимание присутствующих.

- Ничья, – говорю я достаточно громко тоном победителя.

Прилагаю усилия, чтобы внешне казаться невозмутимым в надежде скрыть бойню добра и зла, которая творится у меня в груди. Заранее знаю, что победителей в ней не будет. Я проиграл по всем фронтам… И мне теперь с этим как-то жить…

Те, кто в курсе спора, переглядываются, тихо комментируют, поясняют остальным.