— Если ты про высокую цену, то это неважно. В любом случае принеси самое лучшее вино. — Его глаза блеснули под нависшими седыми бровями. — Мистеру Вандербильту по вкусу то, что дорого.

Тот, что с темными усами, был, кажется, еще моложе, чем Солу сначала показалось. Когда он прикусил нижнюю губу, то стал похож на интеллигентного, но не уверенного в себе мальчишку, а вовсе не на очень богатого человека, которым являлся.

Так как Сол был одним из немногих сильных мужчин, работавших в местном пансионе, поскольку большинство эмигрировали в Америку, то он и седлал каждое утро лошадь мистеру Вандербильту. Сол уже понял, что этот человек знает, как выбрать самую лучшую лошадь в стойле. Конечно, он не станет обращать внимания на цену при выборе вина.

Вандербильт, вытянув шею, наклонился над листом. — Я не очень понимаю, Ричард, что вы имеете в виду, передвигая главную лестницу в сторону, чтобы она стала в большей степени основной деталью вида с фасада.

Пожилой мужчина провел концом ручки по листу. И ее кончик снова запорхал над бумагой.

Шпили. Откосы. Парапеты.

Сол стоял, замерев на месте, гораздо дольше, чем должен хороший официант.

Бормоча над теми деталями, что появлялись на листе бумаги под пером пожилого, оба джентльмена вдруг замолчали. И подняли глаза на Сола.

— Perdonami, — извинился Сол. — Chiedo scusa. — И поспешил принести заказанное кьянти.

Эти двое, Вандербильт и тот, что с пером, проговорили там допоздна. Заказали еще кьянти. Еще сыра пекорино и блюдо красного винограда, который кидали в рот по две-три ягоды, не переставая говорить и перебивая друг друга. А потом, уже в три часа ночи, заказали два эспрессо.

Они обводили шпили, рисовали пролеты то там, то здесь, добавляли окна. Когда же вдалеке за краем виноградников начал алеть рассвет, они, потягиваясь, поднялись.

Тот, что помоложе, Вандербильт, устало улыбнулся. И вновь безупречный итальянский.

— Grazie. Grazie mille. Non avresti dovuto rimanere sveglio con noi.

Сол замотал головой и попытался ответить по-английски:

— К вашим услугам. — Эту фразу он знал наизусть. А следующую уже пришлось собирать по кусочкам. — Я… хорошо… Я был рад не спать… вы работали.

Губы Вандербильта под усами снова поднялись в улыбке.

— Bene. У вас очень неплохой английский.

И тогда Сол, отважившись, рискнул. Не останавливаясь, не думая о том, как это дерзко, он указал на картину маслом, висевшую над камином, где был изображен пейзаж Монте Бьянко и его отражение в мерцающем озере, после чего, наклонившись над столом, набросал несколько линий, поднял повыше скат крыши — как отражение альпийских вершин — и его отражение в воде фонтана, который нарисовал на переднем плане.

Оба американца уставились на это грубое вмешательство в рисунок. А затем — на сицилийского выскочку.

— Бог мой, — наконец сказал пожилой. — Боюсь, что он прав.