Естественно, через некоторое время у него созрели ученики – и большие ученики. Одним из этих учеников был Фритьоф Шуон. Фритьоф Шуон, несмотря на норвежское имя, которое было дано ему, по-моему, в честь какого-то арктического первопроходца-исследователя, это швейцарец. Это человек, который изначально был глубоко ангажирован в исследованиях оккультного эзотерического характера; встретился с текстами Генона, читал их, штудировал их, в конце концов он принял ислам и стал одной из наиболее активных организующих, «менеджерских» фигур в исламском пространстве. Он создал орден «Марьямийя». Почему «марьямийя»? Потому что у него были какие-то личные проблемы, была некая возлюбленная (я бы сказал даже – в смысле рыцарского цикла короля Артура) женщина Марьям (Мария), которую он ассоциировал ещё, между прочим, и с Девой Марией. Там ассоциатив шёл очень глубокий и очень странный. Вообще это была скандальная фигура.
Не удивляйтесь, потому что Шуон – это фигура скандальная. Но насколько глубоко идёт эта скандальность? Вот Марк Сэджвик, например, начал с того, что стал читать Генона и Шуона. Я сам Шуона читал очень давно, и первая книжка, которая мне попалась, называлась «Понять ислам». Это была хорошая компилятивная книга, некий компендиум, который говорил номинально более или менее причёсанные вещи, но она была глубоко банальна. У него есть получше книга, которую я изучил впоследствии, – «Тропинки гнозиса»[94]. Более острая, более вызывающая, более глубокая, более эзотерическая. Но «Понять ислам»… Почему-то люди, которые пишут об исламе, всё время скатываются в какие-то клише и в банал такого «хорошистского» плана. То есть ислам хороший, ислам – это добро, это благо, это свет…
Нет, тут другое. Во-первых, конечно, это отсутствие истинного понимания: человек заменяет какие-то острые, реально пугающие людей вещи, отстраняет их, заменяет причёсанными, «добрыми», не пугающими призывами кота Леопольда («давайте жить дружно»), «ислам – это самое толерантное, что бывает на свете», «всем сестрам по серьгам», что это одновременно про трансцендентное, но это и про имманентное (Бог в исламе трансцендентен, но одновременно и имманентен), и всё в исламе округло, хорошо…
Это фундаментальное непонимание того, что такое ислам. Потому что ислам – это прежде всего отрицание Традиции, той самой Традиции, на которой взошли Пико делла Мирандола[95], взошли эзотерики, алхимики, герметики времён Возрождения, тот же Генон, – все эти люди поднялись на идее «вечной философии» (perennial philosophy), «вечной мудрости». «Вечная мудрость», которая передаётся от поколения к поколению. Она передаётся определёнными методами, ритуалами, в определённых организациях. И все Традиции, все религии, все метафизические системы являются модификациями этой «вечной мудрости». Ислам с этим рвёт. Ислам является ударом по «вечной мудрости». Ислам отрицает «вечную мудрость». Это очень неприятно для носителей традиционализма. Это скандально. Это нужно каким-то образом замазать, затереть, заштукатурить.
Почему ислам – это вызов и почему ислам – это отрицание? Потому что, как я неоднократно говорил в прошлом, есть две великих Традиции: одна Традиция связана с естественным, «глиняным» человечеством, которая основана на прямом созерцании реальности (как зеркало, которое добросовестно отражает предметы, стоящие в комнате, среди которых оно есть одно из предметов); а другая великая Традиция есть жёсткое сомнение в том, что эти описания чего-то стоят, она есть отрицание содержания этого созерцания.
Созерцание даёт очень поверхностное представление о реальности. Сама реальность, подлинная реальность, подлинное существо Сущего ускользает от созерцающих, она находится в послании пророков. А пророки связаны не с реальностью как таковой, они связаны с трансцендентным Субъектом, они связаны со Всевышним. Всевышний непостижим, Он находится вне аналогий, вне подобия чему бы то ни было. Это сфера непроглядной тьмы. Но тьмы не в негативном смысле, а тьмы, которая является чёрным светом, чёрным сиянием. Это то Непостижимое, которое является Смыслом всего. Потому что мы не можем искать смысл, не можем обретать духовное утешение в том, что раскрывается до конца как представленное здесь имманентно. Нам требуется нечто, что представляет собой такую чёрную дыру…
Абсолютно точно. Именно это. И оттуда приходят пророки. Почему? Потому что они являются наследниками Адама, а Адам получил оттуда частицу, вложенную в его сердце. И собственно, вот то Непостижимое беседует с этой искрой в сердцах пророков через архангела Гавриила (Джабраила). Это совершенно другое поле, это совершенно другое пространство, которое вступает в конфликт с Бытием. Потому что это мир сознания. Это даже не мир сознания, а это путь сознания, это методология сознания. А сознание противостоит Бытию. Бытие не имеет ни смысла, ни ценности, ничего, – оно просто есть. А сознание является чистой апорией. Это конфликт двух взаимоисключающих моментов – «Это» и «То».
Они понимали ислам, я думаю, «про себя», «близко к тексту», потому что они боролись с ним фактически. А бороться можно только с тем, что ты понимаешь. Вот ты понимаешь, что такое коммунизм, и ты с ним борешься, понимаешь, что такое империализм – и ты с ним борешься. Но при этом можно прикинуться и коммунистом для эффективной борьбы. Вот они как раз пошли по этому пути. Они прикидывались «коммунистами», то есть в данном случае – мусульманами, для того чтобы нейтрализовать то, что они считали ядом ислама. Если ты погружаешься в изучение ислама, то ты не можешь этого избежать, ты сразу сталкиваешься с тем, что ислам – это вызов всему, что является аксиомой, общим местом для традиционализма.
И вот мы попадаем к Шуону, который представляет собой, наверное, второе, после Генона, имя. Попадаем к Шуону, как Марк Сэджвик попал к нему. Он стал его изучать, он стал собирать все сведения, и вдруг он попадает на пачку фотографий, которые касаются Шуона. И у него глаза лезут на лоб. Потому что он знает, что Шуон – швейцарец, который принял ислам достаточно давно и является шейхом: он является суфийским лидером, руководителем, старцем, эзотериком посвящённым. Он видит фотографии, на которых, во-первых, Шуон позирует в одежде индейского племенного вождя…
Как бы! А он был в Америке и, оказывается, встречался с определёнными индейскими кругами, прошёл посвящение у индейских шаманов и получил определённый статус, получил имя. Он выступил в роли Карлоса Кастанеды задолго до того, как Кастанеда уже объявился в качестве известного нам автора, известной нам контркультурной фигуры со своим Доном Хуаном. Задолго до этого, как оказалось, Шуон выступал в такой же роли. Но мало этого – он сидит в перьях, и вокруг него сидят ещё голые женщины…
Я вам об этом и говорю. Дело в том, что для этих людей нет язычества как понятия. Потому что они верят в универсальную традиционалистскую доктрину, модификацией которой является всё, в том числе и христианство, и иудаизм, и ислам. И это является чем-то вариативным по отношению к даосизму. Но это ни в коем случае не контрпоток, не контрапункт. Они не верят в язычество.
Язычество – это термин монотеистический, это как раз термин исламский, христианский, иудейский, который отрицает вот эту, основанную на созерцании, традиционалистскую доктрину. Монотеизм отрицает её. Монотеизм основан на Откровении. Откровение отрицает созерцание.
А эти люди как раз всё это сглаживают, затирают и стараются представить это всё общей такой кашей, – интеллектуальной кашей, интеллектуальным варевом. И теперь он сидит с голыми женщинами – но не только это. Есть его изображение Девы Марии в голом виде, причём подчёркнуто выражены, описаны её гениталии, прошу прощения…
На грани кощунства. Но я же сказал с самого начала, что он создал орден «Марьямийя», потому что у него была возлюбленная, которую он ассоциировал, во-первых, с прекрасной дамой в этаком рыцарском смысле, во-вторых, он её ассоциировал, скандальным образом, с Девой Марией. Это целая история. Причём он эту историю скрывал от большинства последователей своих. Почти все члены ордена «Марьямийи» были не в курсе, что их мэтр, их шейх Шуон имеет такие выходы в эту область.