Прежде чем подойти к сладенькой, покосился на хозяина, он жестом пригласил к окну. Я выглянул и чуть не охнул навроде Малинки. Эта сторона башни выходила на запад, как раз на Багряный Край. Теперь я знал, почему он так называется, а еще догадался, что первые люди пришли сюда осенью, наверное, в это же время.

Скалы заканчивались здесь, на границе со Светаной. Дальше простирались невысокие пологие холмы, поросшие, как и долины меж ними, кленовыми лесами (Багряный Край славится сладким сиропом, который жители получают из сока этих деревьев). Осень, расположившись в лесном краю на отведенный ей срок, окрасила древесную листву по своему вкусу — во все тона пламенеющего багрянца. А красноватые лучи заходящего солнца добавляли картине жаркого свечения.

— Хозяйка Небесная, как же красиво! — с удивлением услышал я собственный голос.

— Ты все-таки умеешь видеть, — фыркнула Малинка. — На берегу Поющего моря я решила, что ты попросту слеп.

— Я слеп? И это говорит женщина, которой я раскрыл глаза на прелесть ее веснущатого носика! — для порядка чмокнул туда сладенькую, она покраснела и смущенно засмеялась.

— Деточки, вы зачем сюда пришли? — поинтересовался Дёрен. — Золотую змейку с животика убирать?

— Нет, — еще больше смутилась Малинка. — У Перчика что-то с памятью, и он хотел…

— Подойди ближе и посмотри мне в глаза, — обратился ко мне старец.

Я шагнул к нему, он двинулся навстречу, и вот уже мы стоим едва ли не вплотную, пылающие очи вперены мне в лицо. Ну а если говорить по-простому, колдун уставился на меня. Глаза его, конечно, не пылали, но какой-то необычный огонек пробегал в глубине. Я ровным счетом ничего не чувствовал, только взгляд не мог отвести. Не знаю, сколько времени продолжались эти гляделки, но наконец Дёрен опустил веки.

— Я тут ничего сделать не могу, — вздохнул он.

— Что с ним? — Малинка в волнении сплела свои пальцы с моими.

— Память запечатана и…

— Я слышал, ее можно освободить, — нахлынула досада, и я невежливо (и неосторожно) перебил колдуна.

— Да, я могу сделать это, но ты лишишься рассудка и вскоре умрешь.

— Значит, нет безопасного способа…

— Отчего ж, есть, — улыбнулся Дёрен задорной мальчишеской улыбкой. Как ни странно, я уже начал потихоньку привыкать к его текучей внешности. Может быть потому, что черты лица оставались в основе теми же, да и голос не менялся. — Ты можешь вспомнить сам.

— Я пытался, но… — хотел сказать, что ничего не вышло, да вовремя спохватился. К чему врать? В родной дом (вернее, замок) попал, и какие-то обрывки слов отца (ведь наверняка это были отцовы речи) случайно вспомнил.

— Побольше веры в себя, — улыбнулся колдун. — Когда ты не думаешь, а веришь, у тебя все получается, разве нет?

— Наверное, — я неуверенно кивнул.

— Пожалуй, тебе следует знать, что память твою запечатали не извне, а изнутри. Это значит, постарался либо ты сам, либо кто-то очень близкий, кровный родич.