За несколько дней в «Пирамидоме», пообщавшись с дознавателями и общественным защитником, Илья понял, что Ежов — его единственная надежда. Только с помощью связей храмовника, а также связей Грязнова — «из-за которого, черт бы его побрал, я здесь оказался!» — можно выйти на свободу. И вот такой удар.

— Помоги мне, Корнелиус! — Дементьев был близок к истерике. — Помоги!!

— Мертвый закусил удила, — сочувственно произнес Ежов. — Его крепко прижали. После бунта на СБА повесили всех собак, и теперь безы зверствуют. Всем, кого берут, дают дикие сроки. Деньги, связи — все пошло к черту. Политика, Илья, хренова политика.

— Корнелиус, я… Вытащи меня!

— Я встречался с Кириллом, — сообщил храмовник. — Он чувствует свою вину и готов помочь. Но не сейчас.

— Я хочу на свободу!

— Ты можешь успокоиться?! Я не могу говорить с орущим сопляком! Взгляни на происходящее трезво!

Дементьев всхлипнул, вытер глаза рукавом.

— Извини.

— Ничего страшного. — Ежов помолчал. — Я тебя понимаю.

— Неужели?

— Сам когда-то… ладно, сейчас не об этом… — Корнелиус чуть подался вперед: — Короче. Тебе придется посидеть месяцев шесть-девять. Максимум — год. Потом мы тебя вытащим. Или договоримся с безами, или как-нибудь еще.

— Как это — «еще»?

— Сейчас ты должен подумать вот о чем… — Ежов сделал вид, что не услышал вопроса. — Если останешься в тюрьме «Пирамидома», тебя посадят к участникам бунта, а среди них полно уголовников, смекаешь?

— Не хочу, — затряс головой Илья.

— А если выберешь Африку, мы сможем устроить тебя к машинистам.

«Африка!» Кошмарный сон любого ломщика.

Но Дементьев не колебался ни секунды:

— Согласен!

— Увы, друзья, «План А» провалился, — произнес Холодов, медленно переводя взгляд со Старовича на Кауфмана. — Нам не удалось сохранить проект в тайне…