Так что мои руки не были изящными, гладкими, нежными руками Высшей, и все же они не были покрытыми шрамами, грубыми руками из моей памяти.

Как странно.

И снова меня затянуло обратно в мою собственную голову, где, казалось, все встало на свои места. Конечно, я помнила моменты с Люком, но я также помнила моменты с Ромом.

Ром сидел в кресле. Он каким-то образом завоевал лучшее место для сна, хотя и свернулся калачиком в неудобной позе. Его длинные ноги были наполовину подогнуты под него, а голова покоилась на спинке, отчего шея изгибалась под болезненным углом.

Он был так красив. Свет играл и танцевал на завитках его черных волос, и я страстно желала, чтобы он открыл свои зеленые глаза, украшенные драгоценными камнями, и поймал мой пристальный взгляд.

Я любила Рома. По-другому это описать было невозможно. Я любила его всем сердцем, но каждый раз, когда я смотрела на него, я чувствовала потерю. Я видела его избитым и в синяках. Я видела, как он прыгал по тротуару под дождем в унылом, грязном городе где-то далеко отсюда. Я держала его голову в своих руках, когда он умирал, и ни одна скорая помощь не приехала за нами в эту часть города.

Итак, откуда взялось это воспоминание?

Я была Высшей. Я родилась Высшей и выросла в привилегированной жизни Высших. Из того, что я узнала до сих пор, Роман Венеди был лучшим другом и правой рукой Александра. Я знала их много лет, еще со школы, но мы никогда ничего не делали до вечеринки. Мы никогда не были наедине, так как же я могла любить его, и откуда у меня были интимные знания о том, каков на ощупь его член в моей руке и как он звучал, когда кончал?

— Ты ведь не она, да?

Голос Александра ворвался в мои мысли.

Он сидел рядом с шезлонгом. Он спал на полу, свернувшись калачиком и обнимая другую бархатную подушку.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала я.

Он встал и подошел ко мне. Теперь, когда я узнала его лучше и почувствовала внутреннюю борьбу, я смогла увидеть его привлекательность.

Он хотел быть хорошим человеком, но отец воспитал его ублюдком.

И я его не знала. Не так, как двоих других. С Александром поначалу я чувствовала себя не в своей тарелке каждый раз, когда мы оказывались рядом друг с другом. Как магниты, когда их переворачивают, они прижимаются друг к другу, отчаянно стараясь держаться порознь.

Теперь я не была уверена. Он больше не ощущался неправильным, но он не был одним из моих. Мое сердце еще не любило его, но потенциал был.

Он сел на мою кровать и погладил меня по волосам. Он поднял его в руке и опустил мне на плечо, затем потер мою руку.

— Ты не та Уиллоу, которую я знаю, — сказал он, изучая меня. — Ты не та, с кем я был помолвлен. Ты не безмозглая маленькая Высшая, которая жаждала члена Низшего и подкрадывалась ко мне тайком, выполняя приказы Виктории.

Я не знала, что ему сказать. Я могла бы солгать и притвориться, что это из-за аварии. Я могла бы продолжать притворяться и заставить его замолчать обманом.

Но, возможно, лечение, проведенное доктором Норрисом накануне вечером вылечило какую-то часть меня, или, может быть, это было потому, что я на время освободилась от таблеток, но я не лгала. Я не могла продолжать обманывать.