Они оба были одеты в брюки цвета хаки, рубашки поло и куртки поверх. Они были типичными богатыми парнями, у которых денег было больше, чем забот, и им не нужно было хвастаться.

Хотя, если присмотреться повнимательнее и знать, что видишь, можно понять, что одни только их наряды стоят тысячи, не говоря уже о неброских часах Patek Phillipe, которые носил каждый из них.

В этом и заключалась разница между Высшими и Низшими. Они могли носить похожие вещи и находиться в похожих обстоятельствах, но Высшим просто нужно было тратить деньги и выглядеть безупречно независимо от того, где и когда.

— Вот она, моя великолепная невеста, — сказал Александр и протянул мне руку. Вот каково это — быть частью внутреннего круга элиты. Высший клуб в кампусе, который управлял Академией Кримсон из-за кулис. Это то, ради чего девяносто девять процентов студентов Кримсон готовы убить, броситься в самое пекло.

А я этого не хотела. Мне здесь не место с ними. Я чувствовала это всем своим существом и по тому, как я физически отшатывалась каждый раз, когда мой жених втягивал меня в свою орбиту.

Я всегда искала поддержки Рома, и независимо от того, где я была или что он делала, он оказывал мне ее. Всякий раз, когда я оглядывалась в поисках него, он наблюдал за мной. Иногда я ловила его на голодном взгляде, застывшем на его классически мужественных чертах, но оно исчезало в тот момент, когда он ловил мой взгляд. Он ободряюще улыбался мне вместо той теплоты, которую я ожидала.

— Детка, расскажи Майлзу о том разе, когда я застукал тебя роющейся в моих вещах, — сказал Александр и подтолкнул меня локтем, когда мы шли к Тайн-Холлу.

— Это было так мило. Она такая ревнивая и властная, когда чувствует, что какая-то цыпочка заинтересовалась мной.

Я вообще не могла вспомнить, что он имел в виду, в моей разбитой голове не было никаких воспоминаний о подобном событии, поэтому я подыграла.

Я не могла позволить никому думать, что они могут украсть тебя, малыш, — ответила я и позволила ему притянуть себя ближе. Он поцеловал меня в щеку и крепко прижал к себе, положив руку мне на плечо. Я чувствовала себя в ловушке.

— Я люблю эту часть тебя, — сказал он и уткнулся носом мне в шею. — Вот какой ты должна быть. Податливой и доброй. Я не хочу причинять тебе боль, но я сделаю это, если это того потребует.

Он не всегда был жесток, но я всегда чувствовала скрытое напряжение прямо под поверхностью. Прямо под его тонкой оболочкой цивилизованных манер Высшего скрывалось сердце зверя, и он одновременно пугал и приводил меня в ярость.

Я могла бы предвидеть будущее, в котором я погибну от рук Александра Ремингтона, если не буду осторожна.

И я могла предвидеть ту часть своей реальности, где я хотела, чтобы это произошло. Где бремя этого странного существования стало непосильным, и я приветствовала ботинок на своей шее.

Если бы только я не была такой упрямой, вот что было бы. Моя упрямая, злая жилка должна была поддерживать во мне жизнь и заставлять двигаться дальше.

— Я знаю, — пробормотала я ему в ответ и приняла его грубые, покрытые щетиной прикосновения к моей шее. На каком-то уровне это было приятно. Я чувствовала себя живой. — Я постараюсь быть хорошей.

— Это все, чего я хочу, чтобы ты была хорошей девочкой, — сказал он.

Я не была хорошей девочкой. Я не могла быть хорошей девочкой. К черту быть хорошей девочкой. Снова проснулась та гребаная упрямая часть меня, вспыхнувшая и бьющаяся о прутья клетки в середине моей головы, где я заперла ее.

Мы шли по мощеной дорожке между деревьями и небольшими зданиями, выполненными в том же готическом стиле, что и главный кампус. Группа вокруг нас становилась все громче, и смех становился все более хриплым по мере того, как к нам присоединялось все больше людей. Раздавали пиво и крепкий алкоголь, но я от всего этого отказалась. Я не была уверена насчет выпивки и знала, что люблю пиво.

— Давай, детка, — сказал Александр и протянул мне маленькую бутылочку с прозрачным крепким алкоголем, чтобы я понюхала. Меня затошнило от его запаха, и все они рассмеялись еще громче. — Это домашний самогон садовника Джеффа.