Я подошла, встала рядом с ним, взяла самый маленький пузырек с таблетками и открыла крышку. Это была крошечная синяя таблетка, которую я рассасывала под языком для немедленного облегчения, но она также вызывала сонливость. Я пропущу ужин, если приму её, а я не хотела пропускать ужин. Дело было не в том, что я очень хотела еду в столовой. Это из-за компании. Это был единственный раз, когда мы все были вместе в одно и то же время и достаточно близко, чтобы я могла наслаждаться вниманием тех, кто мне нравился и кого я любила.
— В чем дело? — спросил Александр, наблюдая за мной своими ястребиными глазами. Когда он был рядом, я всегда была под наблюдением. Его отец был таким же. Наблюдал, осуждал, придирался.
— Они вызывают у меня сонливость, — сказала я. — Я хотела спуститься поужинать перед сном.
— Тебе больше нужен покой, чем еда, — ответил он и поставил большую бутылку на стол. — Ты можешь пропустить один или два приема пищи, но тебе нужно заботиться о своем психическом здоровье. Ты сама не своя, Уиллоу, и это начинает беспокоить всех нас.
— Я чувствую себя прекрасно, — ответила я и покатала синюю таблетку между пальцами. — Я чувствую себя более чем прекрасно. Чувствую, что наконец-то знаю, кто я. У меня появляется представление о том, чего я хочу.
— Ты хочешь того, что тебе говорят, — сказал он, насмешливо скривив губы. — Твоя задача состоит в том, чтобы научиться служить. Это то, чему учат всех Высших женщин. Ты это знаешь. Ты знала это всю свою жизнь. Так что тебе не нужно беспокоиться о том, чего ты хочешь, потому что я скажу тебе, чего ты хочешь.
— И прямо сейчас ты хочешь принять свою таблетку, как хороший маленький воробушек.
— Я не хочу, — сказала я с вновь обретенной решимостью. — Я правда не хочу.
Мне это показалось грубым, этот вызов, возникший из ниоткуда. Я открутила крышечку на маленьком флакончике и положила таблетку обратно внутрь. Я уже снова закрывала ее, когда рука Александра выскользнула и взяла меня за запястье.
— Не клади обратно, — предупредил он. — Прими таблетку, ложись спать и снова проснись хорошей девочкой.
— Я никогда не была хорошей девочкой, прорычала я и попыталась отстраниться от него. — Но именно поэтому ты причинил мне боль раньше, не так ли? Вот почему ты пытался…
Я собиралась сказать «убить меня», но даже в моем бунтарском состоянии я знала, что это зайдет слишком далеко.
— Я пытался что? — потребовал он ответа и отдернул мою руку назад. Я боролась с ним, и пузырек с таблетками опрокинулся, крышка отвалилась, и маленькие синие пилюли рассыпались по деревянному полу. — Посмотри, что ты наделал! Ты должен извиниться передо мной!
Его гнев вспыхнул, и я увидела, как с него сползла маска. Жестокость, которая выводила меня из себя и выворачивала мой желудок, была на поверхности, и мне стало дурно, когда я посмотрела на него.
— Ты сделал это!
Я закричала, и что-то перевернулось внутри меня. Щелкнул выключатель, или открылась задвижка, или опрокинулась коробка. Я не могла точно понять, что это, но какая-то часть меня высвободилась, и я сорвалась. — Ты должен извиниться!
Я сжала кулак другой руки и ударила его снизу в подбородок. Его зубы сомкнулись и застучали, и когда он застонал от боли, я подняла ногу, размахнулся и пнула его выше колена по задней поверхности икры.
Он наклонился вперед и упал на колени.
Я снова ударила его, и он наконец отпустил мое запястье. Я еще дважды ударила его кулаком по голове, пока мне не пришлось сделать шаг назад и сдержать свою внезапную жгучую ярость.
Это больше походило на меня. Вот кем я была, а не подавленной и робкой будущей домохозяйкой, которую все продолжали ожидать. Я была боевой. Я чувствовала это по мозолям на костяшках пальцев и по тому, как подпрыгивала на носках. Я хотела драться, потому что у меня это хорошо получалось.