Когда первые люди пришли в Америки по Берингийскому перешейку[80], приблизительно пятнадцать-двадцать тысяч лет назад[81], представители вида homo sapiens обитали повсюду, образуя небольшие сообщества кочевых охотников-собирателей. Не было ни городов, ни поселений, ни земледелия, ни скотоводства. Группы людей, рассеянные по всему миру, постоянно перемещались, лишь изредка сталкиваясь с другими группами. Низкая плотность населения препятствовала распространению большей части заболеваний. Люди страдали от паразитов и инфекций, но не сталкивались с большинством болезней, таких привычных в недавнем прошлом, – корь, ветрянка, простуды, грипп, оспа, туберкулез, желтая лихорадка и бубонная чума, если называть лишь самые распространенные.
За последние десять тысяч лет, с увеличением плотности населения, болезни стали одним из главных факторов в жизни людей. Пандемии изменяли само направление истории человечества. Несмотря на поразительные технологические достижения, мы все еще беспомощны перед возбудителями инфекций, как старыми, так и новыми.
Биолог Джаред Даймонд в своей революционной книге «Ружья, микробы и сталь» ставит вопрос: почему болезни Старого Света истребили население Нового Света, а не наоборот? Почему это движение было односторонним?[82] Причина в том, что после кросс-континентальной миграции, состоявшейся более пятнадцати тысяч лет назад, образ жизни людей в Старом и Новом Свете стал различаться.
Земледелие, позволившее селиться в городах и деревнях, возникло независимо как в Старом, так и в Новом Свете. Животноводство же развивалось по-разному, и в этом было ключевое различие. В Старом Свете люди приручили много диких зверей, начав с крупного скота – восемь-десять тысяч лет назад – и быстро перейдя на свиней, кур, уток, коз и овец. Земледельцы Нового Света тоже стали приручать животных, в первую очередь лам, морских свинок, собак и индеек. Но в Европе (а также в Азии и в Африке) выкармливание и разведение домашних животных стало важнейшим занятием людей, одним из основных видов деятельности почти в любом хозяйстве. Европейцы на протяжении тысячелетий жили в тесном соседстве с животными и постоянно подвергались воздействию их микробов и болезней. В Новом Свете (вероятно, потому, что здесь было больше пространства и меньше одомашненных животных) соседство людей и животных было не таким тесным.
Люди обычно не заражаются инфекциями, характерными для животных; болезнетворные организмы, как правило, причиняют вред представителям лишь одного вида или семейства. (Лейшманиоз – одно из самых наглядных исключений.) Но микробы все время мутируют. Время от времени микроорганизм, вызывающий болезни у животных, изменяется таким образом, что внезапно начинает действовать и на людей. Когда люди на Ближнем Востоке одомашнили тура (разновидность дикого вола), вирус коровьей оспы мутировал и стал поражать человека: так появилась оспа. Чума крупного рогатого скота превратилась в корь. Туберкулез, скорее всего, первоначально распространялся среди крупного рогатого скота, грипп – среди птиц и свиней, коклюш – среди свиней или собак, малярия – среди куриц и уток. Процесс продолжается и сегодня. Эболу «подарили» человеку летучие мыши, а ВИЧ – обезьяны.
Параллельно с приручением животных обитатели Старого Света переходили к оседлому образу жизни, селясь в деревнях и городах, образуя более многочисленные группы. Большие города с их суетой, торговлей, грязью и теснотой стали превосходной средой для болезнетворных организмов и идеальным перевалочным пунктом для эпидемий. Болезни скота становились человеческими, начали вспыхивать эпидемии. Микроорганизмы в изобилии находили для себя пищу, путешествуя из города в город, из страны в страну и даже через океан – на кораблях. Биологи называют такие заболевания массовыми, потому что для их распространения и эволюции нужны большие массы народа.
Эпидемии периодически обрушивались на европейские поселения, убивая слабых, щадя невосприимчивых, отбраковывая гены. Как всегда, больше других страдали дети. Почти нет болезней, которые уносят всех: некоторые заболевшие выживают. У них имеются гены, позволяющие лучше сопротивляться болезни и передающиеся потомству. На протяжении тысяч лет бессчетное число смертных случаев позволило отсеять тех, кто не обладал сопротивляемостью, и выработать у остальных генетическую невосприимчивость к смертельным эпидемическим болезням.
В Новом Свете эпидемические болезни, видимо, не переходили от животных к людям. Местные города по размеру не уступали европейским, но ко времени испанского завоевания были гораздо моложе. Население недостаточно долго жило в условиях скученности, чтобы массовые заболевания могли возникнуть и распространиться. У коренных американцев не было возможности выработать сопротивляемость ко множеству болезней, которые преследовали европейцев.
Кстати, генетическую сопротивляемость не следует путать с приобретенным иммунитетом. Приобретенный иммунитет – это способность организма самостоятельно избавляться от болезнетворных микробов какого-либо вида и оставаться по отношению к ним в боевой готовности. Поэтому люди обычно не страдают дважды от одной и той же болезни. Генетическая сопротивляемость – нечто более глубокое и таинственное. Она не приобретается в ходе борьбы с болезнью, а передается при рождении. Некоторые люди изначально сопротивляются болезням лучше других. Наглядной иллюстрацией служит то, что произошло с членами нашей экспедиции на У1. Врачи считают, что все мы пострадали от укусов и стали жертвами паразитов. Но заболела только половина участников. Одни, как Хуан Карлос, смогли справиться с болезнью самостоятельно, другие болели серьезно, третьи все еще борются с болезнью (в тот момент, когда я пишу эти строки).
Гены, которые могут сопротивляться болезни, передаются согласно жестоким правилам естественного отбора. Люди с более слабой иммунной системой (особенно дети) должны умирать, а более сильные – выживать, чтобы способность к сопротивлению распространялась все шире. Огромные страдания и множество случаев гибели людей за тысячи лет привели к тому, что у жителей Европы, Африки и Азии развилась сопротивляемость к массовым заболеваниям. Один биолог говорил мне, что многие индейские сообщества не исчезли лишь из-за массовых изнасилований коренных женщин европейцами: родившиеся в результате этого дети нередко наследовали европейскую сопротивляемость к болезням. (Ученый, изложивший эту ужасающую теорию, сказал: «Ради бога, не упоминайте мое имя в связи с ней».)
Те мучения, которые обитатели Старого Света претерпевали многие тысячи лет, жителям Америки пришлось пережить в течение сравнительно короткого периода – от 1494 года до середины XVII века. На протяжении этих жестоких полутораста лет люди массово гибли от атак болезнетворных организмов. К тому же момент оказался крайне неудачным – в Новом Свете как раз начали возникать крупные города, и плотность населения достигла такой величины, при которой европейские эпидемии распространялись с невероятной скоростью. То был «идеальный шторм», если говорить об инфекционных заболеваниях.
Жертвы этих эпидемий почти не оставили свидетельств. Есть лишь рассказы нескольких коренных американцев, наблюдавших катастрофу своими глазами. Особенно выделяются так называемые «Анналы какчикели»[83] – выдающийся документ, где описывается эпидемия (вероятно, оспы или гриппа), выкосившая чуть ли не все население в области, расположенной к северо-западу от Москитии (на территории современной Гватемалы). Эта необыкновенная рукопись, обнаруженная в 1844 году в отдаленном монастыре, написана на какчикельском языке, принадлежащем к майяской группе, индейцем по имени Франциско Эрнандес Арана Хахила. Арана Хахила был подростком, когда эпидемия уничтожила его народ.
Случилось так, что в двадцать пятый год [1520] началась чума, ах, дети мои! Сначала они кашляли, потом страдали кровотечением из носа и болезнью мочевого пузыря. Это было воистину ужасно – сколько умерло в то время. Тогда умер и принц Вакаки Амак. Мрачные тени и черная ночь постепенно окутали наших отцов и дедов, а потом и нас, о, дети мои!.. Повсюду стояла вонь от смердящих тел. Когда умерли отцы и деды, половина народа бежала в поля. Собаки и хищные птицы пожирали наши тела. Смертность была ужасающая… Так мы осиротели, ах, дети мои! Вот что случилось с нами, когда мы были молоды. Со всеми нами. Мы родились, чтобы умереть!
Пусть читатель на минутку остановиться и подумает о статистике. Статистика – это всего лишь цифры, которые нужно перевести в человеческие страдания. Что девяностопроцентная смертность означает для выживших и для их общества? Черная смерть в Европе в худшие времена уносила от 30 до 60 процентов населения. Такая смертность была достаточно опустошительной, но недостаточно высокой, чтобы уничтожить европейскую цивилизацию. Между тем смертность в 90 процентов достаточно высока для этого: она не только убивает людей, но и стирает с лица земли общества, уничтожает языки, религии, истории и культуры. Она пресекает передачу знаний от одного поколения к другому. Выжившие лишаются крайне необходимой связи с прошлым, рассказов, музыки, танцев, духовных практик и верований – всего, что образует их идентичность.
Общий уровень смертности во время этой волны эпидемии действительно достигал 90 процентов. Переведем статистику на личный уровень: составьте список из девятнадцати самых близких вам людей и представьте, что умерли все, кроме одного. (Подразумевается, конечно, что вы и есть выживший.) Представьте себе, что вы, как автор какчикельской рукописи, видите, как умирают все они – дети, родители, бабушки и дедушки, братья и сестры, друзья, местные лидеры и духовные авторитеты. Как повлияет на вас зрелище их мучительной смерти при самых унизительных и ужасающих обстоятельствах? Вообразите крушение всего, на чем держится ваше общество, повсеместное запустение, заброшенные поселения и города, поросшие сорняком поля, улицы и дома с непогребенными мертвецами, ставшие бесполезными сокровища, вонь, мух, падальщиков, одиночество и тишину. А теперь распространите это на города и поселения, царства и цивилизации, континенты – на всю планету. Адская зараза уничтожила тысячи обществ и миллионы людей от Аляски до Огненной Земли, от Калифорнии до Новой Англии, от дождевых лесов Амазонки до тундры Гудзонова залива. Ее жертвой пали У1, город Ягуара и древний народ Москитии.
Именно такие картины выдумывают авторы постапокалиптических романов, именно они составляют предмет самых жутких кошмаров, которые возвращаются к нам снова и снова… но даже этот Армагеддон, реальнейший из реальных, превосходит самые мрачные голливудские фантазии. То была величайшая катастрофа из всех, когда-либо обрушивавшихся на человечество.
Можно ли обвинять в случившемся европейцев, живших в XVI и XVII веках? Если бы мертвых можно было призвать к ответу, они должны были бы понести наказание. Испанцы, англичане и другие сильно поспособствовали разрастанию списка умерших, неся коренным американцам жестокость, насилие, издевательства, голод, войну, геноцид. Европейцы убили многих индейцев своими руками, без помощи заболеваний. В некоторых случаях они намеренно использовали болезни как биологическое оружие, давая, например, индейцам одеяла, зараженные оспой. Еще миллионы коренных жителей могли бы выжить, а не умереть от недуга, если бы проявления жестокости со стороны европейцев не ослабили их, сделав уязвимыми.
Есть искушение сказать, что без открытия европейцами Нового Света смертоносных пандемий не случилось бы. Но встреча Нового Света со Старым была неизбежна. Не будь европейцев, болезни в Америку привезли бы азиаты или африканцы – или мореплаватели Нового Света рано или поздно открыли бы Старый. В любом случае без катастрофы не обошлось бы. Грандиозный катаклизм ждал своего часа, чтобы разразиться. Это была бомба замедленного действия, часовой механизм, которой тикал пятнадцать тысяч лет, вплоть до того момента, когда корабль с больными пассажирами отправился в плавание через океан.
Я ни в коем случае не оправдываю геноцид. И все же катастрофа в большей мере была естественным событием, никем не придуманной биологической необходимостью, масштабной миграцией неразумных болезнетворных организмов из одной части планеты в другую.
В истории нашей болезни есть немалая доля иронии. Штамм лейшманиоза, который преследует нас, – редкий пример того, как болезнь Нового Света поражает (в основном) выходцев из Старого. Конечно, я не верю в проклятия, но тем не менее ощущаю неотвратимость возмездия, когда думаю об этом случае: город в Новом Свете, уничтоженный болезнью, принесенной из Старого Света, причинил вред своим новоявленным открывателям из Старого Света через болезнь, характерную для Нового. Но такая ирония возможна, только если не учитывать современный смысл события: болезнь третьего мира поражает представителей первого мира. Теперь наша планета делится на первый и третий мир, а не на Старый и Новый Свет. Болезнетворные организмы, прежде ограниченные третьим миром, ныне совершают смертоносное вторжение в первый. В этом направлении и будут распространяться заболевания на нашей планете. Болезнетворные организмы не знают границ: великие путешественники, они идут туда, где найдут для себя людей. Мы, обитатели первого мира, пребывали в слишком благодушном настроении, полагая, что болезни – особенно тропические, которым не уделяют должного внимания, – можно не выпускать за пределы третьего мира, тогда как мы сможем жить безопасно, считая себя огражденными от зловредных микроорганизмов и не думая о страданиях бедняков и больных в далеких землях.