Глава 20

Он был рад тому, что ему хватило здравого смысла принять душ и почистить одежду еще на приходе, потому что отходняк был сокрушительным.

Сидя на водительском месте в служебной машине, он посмотрел через заднее окно на девушек, сидящих в офисе, по ту сторону защитной решетки, и сделал несколько глубоких вдохов. То, что произошло накануне, дало ему чувство глубокого удовлетворения — он и не знал, что можно достичь такого уровня. Ночью он бодрствовал допоздна, но у него закончился запас кокаина. Он израсходовал все до последнего грамма, и последовавший эффект напоминал состояние, которое бывает в первый день болезни гриппом. Хотелось свернуться на заднем сиденье и спать, пока не пройдут головная боль, ломота и насморк.

Он обещал себе, что будет использовать стимуляторы только для того, чтобы сохранять бодрость по ночам. Но если б у него при себе было сейчас хоть немного вещества, он бы принял дозу, чтобы соскрести себя с пола. Поставщик не отвечал на звонки, а сам он не вхож в те круги, где можно мгновенно найти замену, которой можно доверять. Придется перетерпеть.

Войдя в офис, он запил четыре таблетки парацетамола двумя кружками крепкого кофе и, чувствуя, как они растворяются в желудке, уселся за свой стол перед огромным окном, после чего притворился, будто смотрит в экран. Офисная работа была ему скучна до одурения, а сдача недвижимости в аренду его не интересовала и не доставляла радости. Работа ни уму, ни сердцу, но, по крайней мере, за нее платили. Какой бы ни была, она позволяла ему маскироваться под обычного человека с обычной жизнью, занимающегося обычным трудом. Он вызвал из базы данных опись имущества, составленную, когда он сдал жильцам меблированную квартиру, и начал сравнивать ее с бланками, заполненными после их отъезда. По бумагам выходило, что они украли все ложки и абажуры. Он подумал, что это совершенно нелогично, потому что стоимость всего этого будет вычтена из депозита, оставленного жильцами, вместе с десятипроцентной наценкой. Купить в «ИКЕА» новые ложки и абажуры было бы куда экономнее. Эти жильцы показались ему респектабельной четой с хорошими рекомендациями — в общем, не из тех, кто будет совершать мелкие бессмысленные кражи. Но он — лучше, чем большинство людей, — знал, что внешнее впечатление бывает обманчиво.

Просматривая сетевые записи своих коллег, он отметил номера телефонов потенциальных клиентов, которые записались на просмотр этой конкретной квартиры, и стер их запросы. Позже, когда его никто не будет слышать, он позвонит каждому и отменит просмотр, затем до конца недели изымет эту квартиру из всех списков. Если коллеги спросят, сошлется на то, что в коврах обнаружены блохи, которых нужно вытравить. Но правда заключалась в том, что эта квартира была нужна ему самому.

Взгляд его упал на оживленную улицу за окном; несколько девочек-подростков ели что-то, взятое навынос в кафе. Он зевнул и посмотрел на свое отражение, потом рассеянно подергал себя за мочку правого уха — он делал это только тогда, когда ему было не по себе. На этой мочке располагался один из нескольких телесных шрамов, полученных за годы жизни с матерью. Когда ему было одиннадцать лет, она учуяла запах сигаретного дыма в его дыхании и била его по лицу, пока не наставила синяков. Потом, без предупреждения, схватила серебряное колечко, которую он носил в ухе, и с силой дернула, разорвав мочку пополам. Мочка так и не зажила как следует — остался заметный разрыв длиной примерно в полсантиметра. Позже в те же выходные мать исчезла, не сказав ему, куда собирается и когда вернется, и бросила его в одиночестве на целых девять дней. У него не было денег, чтобы купить еду, и с голоду он дошел до такого отчаяния, что украл батон хлеба и «Твикс» из местного супермаркета. Но его заметили и поймали, и, когда полиция не смогла отыскать мать, поместили в приют, а потом отправили жить в приемную семью далеко от Лондона. Мальчику очень нравились его приемная мать Сильвия и ее сын Дэвид. Но когда к ним присоединилась девочка по имени Лора, она — словно подброшенный в гнездо птенец кукушки — сразу же начала пытаться выжить его. Даже ложно обвинила его в том, что он прижал ее к дивану и трогал в неподобающих местах, и подбила Дэвида поколотить его за это. Сильвия была вынуждена принять сторону Лоры, и его перевели в другую приемную семью, пока наконец не отправили обратно в Лондон. Когда срок наблюдения со стороны социальных служб истек, дома снова начался привычный ад.

Даже сейчас страх разлуки с дорогим человеком терзал его. Однако с годами он все же стал таким же свободным от привязанностей, какой была его мать.

Его доход был в лучшем случае средним, но и расходы были небольшими. Он мог позволить себе жить хорошо — в разумных пределах, особенно учитывая отсутствие постоянного места жительства. Доступ к незанятому жилью позволял ему переезжать с места на место буквально в один момент — до тех пор, пока оно не понадобится новым арендаторам.

Иногда это могло означать неделю проживания в меблированной квартире, в других случаях это был офис, в котором максимум можно переночевать. Он не платил арендную плату, не оплачивал коммунальные услуги и, если в жилье, куда он самовольно заселился, был отключен газ, электричество или вода, вполне мог помыться в одном из общественных плавательных бассейнов Лондона. А когда ему хотелось настоящего комфорта, оставался в квартире Зои.

Он путешествовал налегке — один большой чемодан и портплед, где лежали повседневные вещи, такие как одежда, умывальные принадлежности, ноутбук и беспроводной роутер. Потрясающе, сколько людей по-прежнему не ставят пароль на свой вай-фай! В качестве мебели у него были складной стол и такой же складной холщовый стул. Каждое утро он упаковывал все свое имущество и возвращал в багажник машины — на тот случай, если кто-нибудь неожиданно придет в этот день, чтобы осмотреть жилье.

Часто он лгал, будто ему назначена встреча с выдуманным клиентом, или заявлял, что его неожиданно пригласили оценить недвижимость, — и все ради того, чтобы выбраться из офиса. Потом каждые два-три часа он связывался с коллегами, чтобы они не задавали вопросов о его местонахождении.

Почти все это время он тратил на то, чтобы следить за шестью именами из своего списка. Он знал, что слишком перенапрягается, совершая убийства через такие короткие промежутки. Но чем дольше он тянет, тем больше времени дает полиции на то, чтобы расшифровать, что же все-таки связывает между собой жертв. А если они смогут это сделать, то вскоре вычислят схему его действий и не дадут завершить план.

Этого он, конечно, совершенно не желал. Он слишком многое вложил в этот план, чтобы узреть, как тот в единый миг рассыплется прахом. Каждый, кто попал в его список, оказался там из-за собственных поступков. Они все сыграли роль в том, чтобы сделать его тем, кем он стал. Им оставалось только винить себя самих за то, что они создали такого монстра. И этот монстр будет причинять им — одному за другим — такие страдания, каких они не могли даже вообразить. Он положит конец их жизням с такой же легкостью, с какой они растоптали его.

Еще только две смерти отделяли его от последнего имени в списке — от того, которого он ожидал всего сильнее. Эта персона стала катализатором для всего последующего, эта личность несла на своих плечах всю тяжесть вины, так что правильнее всего будет сначала заняться остальными и отточить навыки, прежде чем взяться за нее. Он чувствовал себя охотником, который начал с мелкой дичи, потом стал переходить ко все более и более крупной, пока наконец не сможет взять на прицел самую главную добычу. Он думал о том, как будет смаковать это убийство. Будет вспоминать и переживать каждую секунду — от преследования до того момента, когда жертва испустит последний вздох. Одна мысль об этой финальной стычке заводила его сильнее, чем доза кокаина.

— Да, мне надо поехать показать Харперам тот полулюкс на Парсонс-Грин, — произнес он, ни к кому в частности не обращаясь. Для пущего эффекта сгреб со своего стола несколько чистых листов формата А4 и сунул их в портфель.