Оставив недовольного Егора на хозяйстве, четверо безопасников ещё до полуночи отправились обратно в Льеж. Вот когда они пожалели об отсталости Франции и всей Южной Европы, поскольку раздобыть машину в этих краях невозможно, а передвигаться на конях ночью по колдобинам французских дорог опасно, да и медленней, чем пешком, получится. Так и пришлось двигаться в Льеж на своих двоих, неторопливой трусцой, переходящей в быстрый шаг, внимательно вглядываясь в пустую дорогу.
Перебирались через городскую стену лазутчики, конечно, в стороне от ворот. Дальше пришлось двигаться медленно, к счастью, средневековые европейские города большими размерами не отличались. Однако все офицеры успели не только прочувствовать благоухание нечистот, выливаемых из окон, но и разглядеть многочисленных крыс, порой падавших на голову с низких навесов. Как раз эти крысы и помогли перебраться через стену гетто, отвлекая молодых охранников иудейской диаспоры своим писком и шорохом.
В гетто сразу почувствовался другой воздух, хотя крысы и там шумели по углам. Зато не выливали помои на голову, и даже наблюдались в смутном свете растущего месяца небольшие клумбы и цветники.
Дом ребе Иосифа примыкал к стене синагоги, и, конечно, планировки жилища почтенного иудея Мария не знала, как и состав его семьи. Поэтому внутри помещения пришлось действовать с мини-фонариками, разбившись на пары. Радовало, что ребе был стар и очень характерной внешности, даже в постели не перепутать.
Для подстраховки пришлось взять немного эфира, усыпить самого ребе и случайных свидетелей. Этих свидетелей оказалось двое: какие-то родственники или слуги спали на полу в притворе, у кровати Иосифа. Сам ребе так и не проснулся. Вдохнув пары эфира, он продолжил видеть сладкие сны.
Руслан легко взвалил тушку старого иудея на плечо, развернувшись в обратный путь. Как обычно, отступление вышло в два раза медленней, чем проникновение. Да и десять вёрст есть десять вёрст, пусть и с подменой. Поэтому вернулись к месту ночлега изрядно выдохшиеся офицеры уже засветло.
Отправив подчинённых отсыпаться, Кожин приступил к допросу почтенного Иосифа, вне поля зрения детей Христофора, естественно. Старый иудей по привычке пытался качать права, но когда Сергей назвал свою фамилию и должность, от страха намочил штаны. Пражские евреи, лишившиеся волей русов не только двух третей своих доходов, не только потерявшие убитыми и сосланными почти всех молодых парней во время неудачного восстания, вынужденные бежать из Праги куда глаза глядят, страшно боялись русов. А имя коварного Николая Кожина, сумевшего отнять у старых иудеев влияние на молодёжь и даже организовать на Ближнем Востоке подконтрольное русам государство Израиль, знал каждый правоверный иудей.
Нужно ли винить старого человека, воспринявшего появление сына ужасного Кожина как наказание Божье и не сумевшего удержать свой изношенный организм под контролем? Штанов, к счастью, у Иосифа не было, поэтому явно слышное журчание прошло исключительно в землю, немного замочив при этом полы халата. Зато после такой неприятности речь уважаемого ребе по скорости и полноте информации превзошла сей конфуз вдвое и втрое. Учитывая, что опытный Кожин именно об интересующем его Поляке не спрашивал напрямую, выслушать пришлось достаточно много. Настолько много, что уже через полчаса разговора капитан вытащил свою записную книжку, куда скорописью начал конспектировать полученную информацию.
Льежский ребе Иосиф оказался курицей с золотыми яйцами, вернее, курицей, несущей золотые яйца. От его контактов и осведомлённости у капитана закружилась голова. Такой информатор, как рассказывал Сергею отец, встречается раз в жизни. А оперативник уже понял, что ребе практически завербован и город Льеж в ближайшие годы станет любимым городом Кожина-младшего. Капитан узнал все тайны не только еврейской общины половины Европы, не только секреты большинства купцов и банкиров Франции и соседней Голландии. Он выведал подноготную королевского двора Генриха Четвёртого, интриги Папской области, настроения и чаяния высшего дворянства Священной Римской империи германской нации, положение дел в Генуе и Венеции.
Неожиданно для себя оперативник узнал, что именно в льежском гетто знатоки Талмуда и католические священники создают третье десятилетие подряд бессмертный труд всех времён и народов, а именно Библию! Много лет иудеи и монахи-католики собирают из разрозненных еврейских и языческих рукописей единую историю человечества. Попутно раскрашивая сухие строки хронистов выдуманными назидательными историями, дабы показать мудрость Господа нашего.
Поразила не только совместная работа двух антагонистов – иудеев и католиков, ведь те и другие одинаково сильно любили деньги, великолепно сотрудничая на этой почве многие века. Поразила капитана мысль о том, что Библия ещё не существует, хотя Евангелие уже создано. Вроде как оно должно являться частью Библии. Не зря ведь Библия делится на две части, Ветхий Завет и Новый Завет. И Новому по логике положено возникать позднее Ветхого. Ан нет, в религиозных вопросах особой логики никогда не просматривалось.
Ну, эти тонкости Сергей решил оставить на усмотрение начальства, не забывая конспектировать многословного ребе. Для прикрытия приходилось задавать наводящие вопросы, уточняя ненужные капитану подробности неизвестных махинаций. Зато и сведения о Вацлаве Поляке прошли вполне спокойно, ребе уверенно выложил всё, что знает о нём.
Оказался Вацлав весьма интересным человеком, настоящим поляком по происхождению, родом из Кракова, весьма вписавшимся в шведское господство над Великопольшей своим активным сотрудничеством с оккупантами. Он умело крутил интриги не только со своими формальными хозяевами – шведами, но не упустил случая получать деньги от интриганов из Вены. Жадность и азарт, интриги, желание быть выше всех – вот основные черты характера Вацлава Бжезинского, которого ребе Иосиф знал ещё по Праге.
Из Льежа Поляк отправился прямым ходом в Венецию, конечно, не сообщая об этом даже ребе. Но старый иудей догадался об этом, сведя воедино несколько оговорок хвастуна Бжезинского. И, как полагал Иосиф, Венецианская республика перекупила Вацлава, слишком уж сильным было желание торговцев отомстить русам. А разграбление силами русского флота Венеции не уничтожило и пятой доли денежных средств венецианских купцов. Золота и серебра у этих торговцев осталось достаточно для покупки любого интригана, как и организации любого заговора. Даже на территории Новороссии, о чём почтенный ребе оказался вполне в курсе.
Более того, ребе выдал две дюжины контактов заговорщиков по всей территории Новороссии, в первую очередь, конечно, в Праге. Самое главное для Сергея, ребе знал того торговца, к которому собирался прибыть Вацлав Поляк, он же Вацлав Бжезинский. К сожалению, адрес торговца остался неизвестен, поскольку сам иудей в Венеции не был и других контактов там не имел.
Ближе к полудню фонтан красноречия Иосифа иссяк, пришло время говорить Кожину. Конечно, ребе был внутренне уже готов к вербовке, но, несмотря на это, многие оперативные тонкости требовали подробного разговора, поэтому, хотя полученные сведения просто жгли руки своей срочностью, пришлось задержаться ещё на два часа. За это время удалось не только обговорить способы связи и пароли, но и накормить почтенного и уважаемого ребе, подобрать ему одежду и, в конце концов, распрощаться.
Измученный перипетиями последних суток Иосиф неровной походкой направился к Льежу, не веря своему счастью. А сборная солянка, состоящая из пяти офицеров, двух девушек, мальчика и раненого Христофора, медленно покатила по дороге в противоположную сторону, направляясь к границе Новороссии.
Сам капитан, несмотря на усталость и слипающиеся от жёсткого недосыпа глаза, почти полчаса пытался связаться с ближайшим постом пограничной охраны Новороссии. На официальном канале пограничников, конечно, не раскрывая при этом свою принадлежность и местонахождение. Когда удалось добиться устойчивой связи, Кожин запросил поддержку при переходе границы и скорейшую связь с Петербургом. Носимые рации безопасников имели дальность не более полусотни вёрст, а сведения нуждались в срочной передаче на самый верх. Только после согласования всех возникших трудностей Сергей позволил себе лечь под тентом нанятой повозки и заснуть. До границы с Новороссией оставалось тридцать вёрст, к полуночи вполне могли добраться. Все спешили, и даже мысли не возникало останавливаться на ночлег.
Разбудила капитана внезапная остановка повозки в ночной темноте. Он машинально выдернул револьвер из-под мешка, служившего ему подушкой, и прислушался. Всё было спокойно, впереди, на дороге, Руслан негромко разговаривал с незнакомцем. На спокойных нотах, без волнения и агрессии.
Пока Кожин натягивал сапоги, снятые перед сном (спать в июле в сапогах, особенно днём, очень неудобно), к повозке подъехал Демид.