– Я займусь этим, – сказала она, кивнув. – Ляг, а я позабочусь об этом. – Она достала из кармана платок и подошла к луже крови на полу на небольшом расстоянии.

Не было никаких сомнений в том, что это за шуршащий звук, который она слышала позади себя, когда наклонилась, чтобы поднять окровавленный кончик языка. Слейзнер был в движении. Пока что это была только попытка, но, вероятно, он собирался встать на ноги.

Ее реакция была чисто инстинктивной. Ни при каких обстоятельствах она не собиралась позволить ему уйти. Но инстинкт ее подвел. И в способе нападения, и в центре тяжести, но прежде всего в направлении. Вместо того, чтобы бежать и устремиться прочь, он бросился с пола прямо на нее, а его правая рука по дуге разрезала воздух всего в нескольких сантиметрах перед ней.

Промах был ее шансом атаковать. Но ничего так и не вышло, когда она увидела изогнутое лезвие, сверкнувшее у него в руке. Боевой нож, которым он угрожал ей при задержании.

Тут она обнаружила разрез на животе.

Сначала в виде тонкой линии.

Вскоре повсюду была кровь.

Но она ничего не чувствовала. Пока не увидела разрез длиной в несколько дециметров, который пробил не только толстовку и футболку, но и кожу, обнажившую большую красную рану до самого желудка и кишок.

Она рухнула на пол, обхватив руками вскрытый живот. Кровь повсюду. Стремящиеся наружу органы. Все более размытый Слейзнер подошел к ней.

– Вау… красиво… – сказал он. – Настоящее кесарево сечение… Жаль, что ты не была беременна. Получилось бы убить двух зайцев одним выстрелом.

Она слышала его смех, как после плохой шутки по телевизору.

– Если бы только ты меня послушала, – продолжал он, присев вниз к ней. – Если бы ты только приняла зло и дала бы ему решать самому.

Она видела, как он приближается. В то же время он становился все более размытым, как будто сливался с серым цветом.

– Но ты не смогла. Ведь так? Хотя ты все понимала, но не могла не протянуть руку.

Она пыталась что-то сказать, но ничего не выходило. Ни намека.

– Несмотря на то, что ты знала, что все так закончится, ты так хотела почествовать свою добродетель и с чистой совестью смотреть на себя в зеркало.

Теперь она больше не могла его видеть, только ощущать его присутствие, хотя едва. Как будто все чувства вытекали из нее, одно за другим.

– Как, например, когда бросаешь монету какому-нибудь бездомному и чувствуешь себя таким хорошим и прекрасным, что чуть не лопаешься. Жалкое зрелище, вот что это такое. Жалкое и такое же блевотно-слащавое, как когда запихнешь в себя два кило конфет.

Смутно она чувствовала, что где-то рядом с ней в флуоресцентном свете поблескивает изогнутое лезвие.

– Так что ты не заслуживаешь ничего, кроме как перестать существовать.