61

Луна была видна не больше чем на половину, и все равно по большей части именно она была причиной блеска озера, которое в шестнадцатом веке выкопали в центре Копенгагена в качестве дополнительного рва для защиты, в том числе, от шведов. Фабиан стоял у его восточной оконечности и смотрел на воду. В отдалении молодая пара разделась для бодрящего купания, они были слишком пьяными и, возможно, влюбленными, чтобы беспокоиться о том, какая там на самом деле грязная вода.

Он вспомнил, как у них с Соней было похожее лето в 1994 году в Стокгольме. Каждый день устанавливал новый рекорд жары и каждую ночь они не спали, смотрели чемпионат мира по футболу в США по телевизору, а когда Швеция завоевала бронзовую медаль, они пошли гулять в ночь, и, опьяненные жарой и друг другом, побросали свою одежду около острова Шеппсхольмен.

Теперь он не был ни пьян, ни влюблен, просто возвращался в отель, откуда должен был выехать и отправиться домой. Домой – спасти то, что можно спасти. Соня уже приняла решение, и он не мог ее винить.

Они оба пытались. Не только в меру своих возможностей и способностей. Они делали даже больше. Шли на компромиссы, прощали, начинали заново, разговаривали, ругались, мирились. Они сражались. Вместе и каждый за себя. К неизбежному концу. Потому что в глубине души он все время знал, что они направляются именно сюда, и он был убежден, что она думает точно так же.

Вопрос был скорее в том, когда можно будет сдаться. Когда дети станут достаточно большими? Когда кто-то из них влюбится? Когда человек выбирает неудачу вместо жизни во лжи? И может быть, может быть, сейчас они к этому подошли.

С Матильдой все было по-другому. Не было никакой возможности просто принять решение, разорвать контракт и разделить имущество. Может, она больше не захочет его видеть. Может, никогда больше не ответит на его звонки. Но это не меняло того, что она его дочь, а он навсегда останется ее отцом.

Он вытащил пистолет из кармана пиджака, чтобы бросить его как можно дальше в озеро своей здоровой рукой, когда изображение истекающего кровью Цяна с ножом в горле, выпало на землю. Он поднял его и уже собирался разорвать на кусочки, как вдруг через некоторое время понял, что упустил самое главное.

И вместо того, чтобы выбросить оружие, избавиться от фотографии и пойти в отель, он развернулся и побежал обратно к Остерброгаде. Обратно на парковку, о которой говорила Дуня. Так быстро, как только мог.

Не нож, не кровь и не страдальческое лицо Цяна заставили его наконец понять, как различные зацепки в квартире Слейзнера могли бы рассказать, что на самом деле произошло там, на балконе. Это была едва заметная золотая цепочка с маленьким слоном-богом на шее Цяна. Именно она навела его на мысль о том, как все соотносится друг с другом. Где держали Цяна, и, прежде всего, почему. Вопросы, которые он не задавал себе до нынешнего момента, когда уже знал ответ.

Ответ, который заставил его понять, что он еще не закончил.

Что у него осталось еще одно дело.

Последнее.