– Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Не знаешь? – Она достала большую зажигалку и щелкнула кнопкой у него перед носом. – Его мобильный телефон случайно оказался там, на ланче, в то же время, что и ты с Якобом, и если не ошибаюсь, вы были лучшими друзьями с тех пор, как оба ходили в подгузниках.
– В таком случае, это будет далеко не первый раз, когда ты ошибаешься. – Слейзнер смотрел то на нее, то на желтое пламя длиной в сантиметр на конце носика, и судя по тому, что ей удалось заметить у него во взгляде, что-то изменилось. Как будто только сейчас он осознал возможность того, что она не блефует. – Так что ты просто вонючая ссаная сучка, которая понятия не имеет, во что ввязалась, – сказал он наконец, и лицо его озарила улыбка.
Слова давно потеряли свое значение. Другое дело – взгляд. Его вызывающе пронизывающий взгляд, который заталкивал ее в угол и видел ее блеф насквозь. Было ли это причиной того, что она поднесла зажигалку с маленьким огоньком к его промежности, она не знала. Единственное, что она знала, это то, что она потеряла контроль и ничего не могла с этим поделать, только катиться дальше.
– Дуня, что ты делаешь? – спросил Фарид. – Какого хрена ты делаешь? Мы ведь собирались просто…
– Так много всего мы собирались сделать, – перебила она, не отрывая глаз от Слейзнера. – Правда, Ким? Не говоря уже обо всем том, о чем мы думали, что никогда не сделаем.
Исчезла его самодовольная улыбка. Его очевидная убежденность, что и на этот раз все закончится в его пользу. Ведь так было всегда. Что бы это ни было, он выходил из поединка победителем.
От этого теперь ничего не осталось, и, словно у ребенка-переростка, которому впервые не дали сладости на выходных, в его глазах засветилось разочарование.
Разочарование, которое, вместе с тем, как пламя касалось нижней части его трусов, превратилось в неуверенность.
– Ты не осмелишься, – сказал он, покачав головой. – Ты никогда…
– Это ты убил Хеска? – перебила она, пока огонь расползался по ткани трусов в белую и красную полоску. – Потому что он вышел на твой след. – Огонь сначала образовал небольшое коричневое пятно, а затем пошел дальше по все более широкому кругу.
– Дуня, черт возьми! – закричал Фарид. – Мы так не договаривались!
– Что, горит? – Слейзнер повернулся к Фариду. – Она зажгла? – В его глазах наконец отразилась тревога. – Что? Ты это сделала? Ты зажгла? – Тревога, которая вскоре переросла в ужас.
– Это ты убил Хеска? – спросила она, пока пламя распространялось по трусам. – А? Ну, отвечай! Это ты заказал убийство Цяна?
Как будто боль внезапно перешла от нуля к сотне. Слейзнер заорал.
– О’кей, я признаюсь! – кричал он между прерывистыми вдохами. – Только потушите, я признаюсь.
– В чем ты признаешься? – спросила она, когда вонь от жженых волос и кожи распространилась по кухне.
– Во всем, – прорычал он с капавшими из носа соплями. – Клянусь! Признаюсь во всем!
54
Не без некоторой грусти Мортен Хейнесен выдвинул ящик письменного стола. В обычный рабочий день он, вероятно, делал это раз пятнадцать, доставая ручку или еще что-нибудь. Это означало, что он, должно быть, выдвигал его более пятидесяти тысяч раз за двенадцать лет работы следователем. Пятьдесят тысяч раз, не задумываясь. На этот раз все было по-другому.