Еще разглядел я в стереотрубу, как мои солдаты на лыжах пытались преследовать нарушителя. Больно было смотреть. Лыжи у них беспомощно разъезжались по скользкому льду в стороны… В общем положение создалось критическое. Пропусти мы каких-нибудь полчаса — нарушитель окажется недосягаемым.
Как же догнать его, на крыльях, что ли?
Мысль эта явилась от досады, но именно она и привела меня к разумному решению. Вспомнил я о настоящих могучих крыльях. Да, конечно, только самолет мог перехватить бандита.
Неподалеку от заставы располагалась наша авиационная часть, и я позвонил туда. Объяснил обстановку… Не забывайте, что на все это уходили считанные секунды.
Командир части спросил:
— Вы думаете, самолету удастся сесть на голый лед?
Я понимал, насколько трудна для летчика подобная задача, и все-таки стоял на своем:
— Попробовать, если…
Командир части перебил меня:
— Я не помню, чтобы кто-нибудь делал такую посадку, но у меня есть один орел.
— Значит…
— Значит, надо сделать. По существующим положениям я должен получить на это приказание командования, но если положение чрезвычайное — беру ответственность на себя и сейчас же поднимаю самолет.
Вот настоящее понимание долга!
Теперь расскажу, что произошло с одним летчиком до того еще, как я обратился к авиаторам за помощью.
Служил в авиационной части отважный лейтенант Иван Подрубаев. Его-то и имел в виду командир, хотя держал он молодого офицера на особом счету за провинность именно в летном деле.
Была у лейтенанта Подрубаева любимая девушка. Работала она в столовой при санатории, неподалеку.
Когда летчик отправлялся в учебный полет, то непременно пролетал низенько над санаторием, выключал на минутку мотор и кричал сверху:
— Ка-а-тя!
Она выбегала из столовой, махала ему рукой, он ей — крыльями и улетал.
Отлично. Продолжалось так до той поры, пока не повздорили они промеж собой из-за какого-то пустяка. Катя перестала выбегать на призывный поднебесный клич.