Один из трех разговоров с Натали Саррот
Маленькая сухонькая женщина, открывшая мне дверь, уверенно протянула руку: «Раздевайтесь, а пальто бросайте прямо сюда», — указала она на кушетку. Короткая стрижка. Седые волосы. Твердая, немного мужская походка. Тихий голос, медленный говор. Вдоль длинного коридора стол с ее книгами. Потом, после разговора, я получу в подарок последние издания Натали Саррот, Натальи Ильиничны Черняк, известнейшей французской писательницы русского происхождения. Живого классика.
«О ля-ля, вы идете брать интервью у Наташ Саррот?.» — и со мной заговаривали как-то теплее. К Саррот одинаково по-доброму относятся и во французских, и в русских литературных кругах. Ее имя вызывает неизменный интерес и уважение.
— А сколько заплатят вам за это интервью в России? В любом случае я его перекупаю, — совершенно серьезно предложила мне одна издательница.
Помню бурную реакцию читателей и критики, когда в «Новом мире» много лет назад был напечатан роман Саррот «Золотые плоды». «Как такое можно было печатать?!» Вспоминаю, что и сам прочитал роман с большим трудом. Это было не чтиво, не развлекательная прогулка по сюжету с почти обязательным угадыванием, чем все кончится и кто останется с кем. Читать Саррот надо по странице в день. На свежую голову, после чашки утреннего кофе.
У знаменитой писательницы побывали до меня Евгений Евтушенко и Зоя Богуславская. Зная об этом, я специально не стал перечитывать их интервью. Мне хотелось, чтобы мои представления о Натали Саррот были первозданными.
Наталья Черняк родилась в 1900 году в Иваново-Вознесенске. Трудной была ее литературная биография. Долгое время писательница была практически одинока. Книги ее решительно никого не интересовали. Издатели отвергали их как «бред» и «чушь». Однажды Саррот спросила себя: «А почему я не могу писать, как пишут все?» И написала книгу теоретических эссе «Эра подозрения», на которую клюнули сначала критики, а потом читатели. С этого все и началось. Было это более трех десятилетий назад. Чуть позже Жан Поль Сартр скажет о ее антироманах, что они читаются, как детектив. А вот что писала о литературном творчестве Саррот наша Краткая литературная энциклопедия издания 1971 года: «Основное содержание романов Саррот — неподлинность человеческого существования, некоммуникабельность, неадекватность внутренних реакций, приобретающих субъективные масштабы космических катаклизмов, внешним формам общения. Стилистически это находит выражение в стыке поэтического, насыщенного яркими метафорами потока сознания и банального, сведенного к стертым штампам диалога». Что ж. пусть будет так.
Встречался я с Натали Саррот три раза. Вышло как бы три разных интервью. Одна из бесед проходила в знаменитом кафе Флер на бульваре Сен-Жермен. Было приятно. что мою собеседницу узнавали. Выходя из кафе, я обратил внимание на витрину с книгами. «Что это?» — спросил я наивно. Довольный гарсон с гордостью парировал: «Это книги тех писателей, которые здесь работали. К сожалению, их уже нет в живых». Я вчитался в фамилии: Сартр. Элюар. Арагон. Эренбург…
Это интервью далось мне легко, разговор был естественным. без натуги: короткие вопросы, короткие ответы (я как бы принял стиль разговора моей собеседницы). «банальная, сведенная к стертым штампам диалога» магнитофонная запись. Но я беседую с человеком и писателем, на ладони которого лежит целый век. И здесь важно каждое слово, каждая реакция.
— …Жизни мне осталось совсем немного. И это же естественно, что боишься болезней, каких-то неожиданностей.
— Но вы не устали?
— Нет, я не устала, просто я боюсь, я думаю, как это произойдет. Мои приятельницы очень трудно переносят возраст, эти последние годы. Вот и я все думаю об этом.
— Вас страшит физический конец или то, что вы не успеете завершить творческих замыслов?
— Писать я могла бы перестать и теперь. Мне довольно трудно работать. И всегда было трудно. Всегда волновалась, удовлетворения было мало. Я всегда боялась, что получится что-то не то и не так, а как только кончала одну вещь, сразу же думала о другой.
— Значит, вам всегда писалось тяжело?
— Всегда было трудно с выбором материала, который бы мне подошел.
— Материал, который ложится в книги, это вы сами или это чужой чей-то мир?
— Нет, это не я, это вещи, которые я как бы мимолетно почувствовала. Ну как это бывает, наверное, у многих писателей. Кроме, конечно, «Детства», где я описала минуты первых лет своей жизни в Иванове. Все же остальное — это просто литература. Мне всегда трудно найти слова, найти внутренние движения, которые надо Описать на бумаге. Это нелегко.
— Когда вы задумываете свой очередной роман, что для вас служит началом, толчком: тема, случай, что-то другое?
— Всегда тема. Сначала общая тема, в нее, как при круговороте воды, должно входить несколько сцен, внутренних движений, как я их называю «тропизмы». А потом все идет как-то само по себе. Но идет нелегко.