— Смотря, что ты имеешь в виду. В любой организации, абсолютно любой, есть люди, несущие тот или иной уровень ответственности.
— Понятно, — смиренно уклонилась от дальнейшего Ирина.
Я снова переключился на Вестницкого. Он, понятно, коснулся вопроса крови. Но больше, мне кажется, его задевала непосредственно концепция веры. Его раздражало само слово «Бог».
— Что ты заладил: «Бог», «Бог»! Я — сам себе Бог, — и Тимофей авторитетно указал себе ложкой на грудь (мы что-то жевали в тот момент на кухне).
Я понял, что это уже перешкал и мягенько свильнул куда-то в другую тему.
Когда я ушёл от них, мне было грустно. Я понимал, что Вестницкие совсем не ждут меня с моей проповедью и моей новой жизнью. И с этим ничего нельзя было поделать. И я думал: «Вестницкий говорит мне, благовестнику: это сказки! Но нет, весь этот мир, который отверг и отвергает Бога — страшная сказка, а то, о чём говорит Бог в своей Книге — и новый мир, и воскресение и спасение от греха через то, что сделал Христос и веру в это — это прекрасная реальность!»
Глава 6. Провозвестник.
«Всё должно проходить благопристойно и с соблюдением порядка» (1-е послание Коринфянам 14:40, Открытый перевод).
— Ты же проповедуешь во всю, тебе надо становиться провозвестником, — сказала мама. Это было где-то в начале мая.
— Ну, надо-так надо, — я был готов. — Что-то типа экзамена, что ли?
— Не знаю точно, как в твоём случае это будет. Ты же даже не изучал. Короче, приезжай в эту пятницу, сходишь на собрание, там подойдём к служителю.
Я приехал. С тех пор, как мы с Поли побывали на встрече собрания bf года 4 назад, много воды утекло. По К… — М… вместо двух было уже 7 или 8 собраний. Мама и папа посещали Южное-Восточное, территориально. Они собирались в актовом зале в 14-м училище по понедельникам и пятницам. Мы с папой сели в заднем ряду. Ко мне подошёл худой паренёк лет 20 и подал мне руку. «Николай». Смотрит уверенно, проницательно и спокойно. С мамой заговорил на «ты» — было непривычно.
Папа объяснял неторопливо и как бы смущённо, что если будет желание, можно поднять руку и сказать комментарий. Я наблюдал, как входят и рассаживаются люди, здороваются, улыбаются и смеются. Обратил внимание на Свету Веслову: красивая уверенная женщина, — в лице что-то суровое и в то же время всегда готовое к искренней улыбке. Молодёжи было немного, — несколько красиво, но скромно одетых девушек. Были, зато, родители с детьми разных возрастов. Дети послушно сидели рядышком. Общий дух был радостный и доброжелательный. К нам, чтобы познакомиться со мной, подошли две или три женщины с радушными улыбками. Мама всем объясняла, что я за фрукт, мол, самоучка из деревни, но при этом как бы и её собственный сын. Некоторые меня уже знали и тоже подходили, чтобы поздороваться. К началу народу набралось человек 80. Песчанов (служитель) был с головой занят организацией встречи и не мог отвлечься на мамин вопрос. Программу я помню плохо. Папа однажды поднял руку и сказал что-то довольно коротко. Пели песни по номерам из песенника под ровный фортепианный аккомпанемент в записи. Было несколько хорошо поставленных, красивых голосов. Общая молитва, обсуждение Библии по темам, имитация проповеди с целью обучения. Всё спокойно, организованно. Я чувствовал себя вполне на месте. Хотя и волновался.
Сразу по окончании встречи подошёл Андрей Песчанов, мужчина лет 35, густо-усатый, с улыбкой во все усы, южный (они с женой прибыли сюда помогать откуда-то с южного побережья). Поздоровался со мной. Мама объяснила, что я живу в деревне, самостоятельно Библию изучил, и как бы мне провозвестником стать, а не не-пойми-кем.
— Ну, молодец, что́ тут скажешь, — окинул меня усато-улыбчивым взглядом, — а что за деревня?.. Т-й район? А, ну это надо к Светлову, Т… — это их район. — И в заключение, с весёлым смехом, блеснув белыми зубами: — Вот такой я бюрократ!
— Вот уж точно, бюрократище, — проворчала мама.
— Да не беда. У них же завтра как раз большое собрание в клубе Михайлова. Вот сходите, да заодно и поговорите с ним.
За ужином мама спросила:
— Ну, как тебе собрание?
Я задумался.