Иногда Иисус поддразнивал ее: «Думаешь, что ты написала довольно о Моем милосердии? Но Я — Само Милосердие! Твои слова — это всего лишь капля в море!»

Оставалась неразрешенной проблема с образом, который следовало нарисовать.

Наконец, духовник решился — «больше из любопытства, чем по убеждению» — послать Фаустину к художнику, чтобы он по ее указаниям написал то пресловутое изображение, которого от нее требовали.

По мере того, как работа продвигалась, она испытывала все большее разочарование, но и понимала, что художник не мог сделать большего. «Кто может изобразить Тебя таким прекрасным, как Ты есть?» — говорила она своему Иисусу. А Он отвечал, что ценность картины «должна заключаться не в красоте цветов, а в Его милости». И Фаустина, разумеется, не понимала тонкой и многозначительной игры слов (в том, что касается «милости», которая первоначально означает «красота»), но улавливала мысль.

Между тем духовник спросил ее о значении тех двух лучей света (белого и красного), но Фаустина откровенно призналась, что ей оно было неизвестно. Только через несколько дней она принесла ответ Иисуса: они означали воду и кровь, излившиеся из его груди, пронзенной на кресте.

Когда новый образ был готов, последовало невероятное требование: «Иисус требовал, чтобы новая картина была выставлена в храме у Острой Брамы в течение заключительных трех дней Юбилея Искупления, в первое воскресенье после Пасхи».

В Вильно храм, где царит Остробрамская икона Богоматери, был центром народного благочестия и сердцем Литвы.

Так вот, поместить именно там, в том храме, отмеченном традициями, современную и скорей удивительную икону — казалось невозможным предприятием. Вопреки всяким сомнениям, это оказалось возможно, хотя и потребовались «сверхчеловеческие усилия» для того, чтобы добиться необходимых разрешений епископа.

Фаустина сама смогла участвовать в размещении этой большой картины, и люди смотрели с изумлением на новый образ, принимая его за необычную интерпретацию образа Святейшего Сердца.

Картина погибнет во время войны, но другие такие же будут написаны другими художниками, очарованными рассказом о видении, и в мире распространится изображение, известное под именем: «Иисусе, уповаю на Тебя». Она утешит тысячи солдат в окопах, заключенных в лагерях, беженцев без крыши над головой и множество несчастных людей, измученных войной.

Между тем, в своем монастыре Фаустина, в видениях догадывающаяся об ужасах, которые вот-вот произойдут, выполняет нелегкие обязанности огородницы: с утра до вечера она работает, разбрасывая удобрения и мотыжа землю, как всякая другая работница, и если какая-нибудь важная персона спрашивает ее (как бы там ни было, ее видения вызывают споры), то находит ее «грязной, как судомойка», но с такой чистой душой, что она сияет в ее глазах.

Ее миссия кажется завершенной, но она смущена, так как Иисус открывает ей свои намерения, и Фаустина чувствует себя совершенно неспособной их реализовать: Он требует, чтобы она основала новую конгрегацию, полностью нацеленную на то, чтобы воплотить в своей жизни и провозглашать в мире таинство Божьего Милосердия. Сколь ни проста она и ни смиренна, но сестра Фаустина знает, что в стране, отмеченной резкими классовыми различиями, у монахини из низкого сословия, без друзей, без образования и без денег нет никакой возможности основать ровным счетом ничего.

Ее ответ — лишь смиренная и повторяющаяся жалоба: «Господи, я на это неспособна», — но Иисус считает это само собой разумеющимся и все время возражает: «Сама ты ничего не сможешь сделать, а со Мной можешь все».

Иногда, чтобы пояснить ей свои планы, Он показывает ей, как два «луча милосердия» — те, что с иконы, красный и белый — вырастают до такой степени, что охватывают весь мир.

«Я всегда с тобой», — продолжает говорить ей ее небесный Жених, а духовник с намерением испытать ее требует, чтобы она написала устав нового заведения, будучи убежден, что Фаустина даже не поймет, с чего начать.

Но она пишет. Поясняет, что делает это «под диктовку Иисуса», и действительно, текст, который она вручает духовнику, представляет собой такой шедевр уравновешенности, гармонии и педагогической мудрости, что он никак не мог быть творением ее рук.

«Она с предельной легкостью решает проблемы, которые от квалифицированного теолога потребовали бы месяцев на их изучение», — комментирует духовник, читая эти страницы, медленно написанные ею из послушания в то время, как она состоит привратницей.

В конце своего сочинения Фаустина отмечает:

«Милосердие — самое главное свойство Бога. Все то, что меня окружает, свидетельствует об этом». Ее духовник, имеющий диплом теолога, не помнит, чтобы он когда-либо слышал подобную фразу, и останавливается на этом заключении. Он делает из него нечто вроде теста. Он пересматривает современных авторов, но никто из них не употребляет такого выражения. Тогда он начинает искать у древних, пока наконец не находит у святого Августина ту же самую формулировку, что использует молодая необразованная монахиня. «Милосердие — самое главное свойство Бога» — «Maxima in Deo virtus» (лат.).

To же самое сказал и святой Фома Аквинский, сопровождая это сжатыми доказательствами².