Глава четвертая

Почти каждый вечер весной и летом, а иногда и осенью мы с Па выходили после ужина на крыльцо и сидели там около часа, глядя на небо, обдуваемые прохладным ветром из прерии. Па читал мне, обычно что-то из его научных журналов. Какой бы сложной ни была статья, он всегда мог объяснить ее смысл. Еще он читал разные истории, которые нравились мне: о рыцарях короля Артура, о мушкетерах, о флибустьерах, о моряках. О летающих коврах. О центаврах.

Бывали вечера, когда он откладывал книгу и показывал мне фигуры, которые складывались среди миллионов звезд, заполняющих небо. О, как вдохновляли меня истории, связанные с каждым созвездием! Негромкий музыкальный голос Па уносил меня через пустыни и океаны. Иногда он употреблял слова, которые казались мне придуманными. Например, «бурливый». Он мог сказать: «Кассиопея была такой бурливой царицей, каких свет не видывал». Что значит «вздорная».

«Соух» – это имя мягкого, тихого бриза над морем.

«Амарантовый» – так Па называл цвет травы ранней весной.

Только гораздо позднее я узнал, что эти слова не принадлежат к английскому языку Америки. Па привез их с собой из-за океана.

Выбравшись из Топей и дожидаясь, когда маршал Фармер нагонит меня, я слышал в голове голос Па: «Ох и распеканция тебе светит, Сайлас».

И он не ошибался.

Сказать, что маршал Фармер был в ярости, когда он подъехал ко мне, – значит ничего не сказать. Старик, весь красный, кипел от злости, так что едва мог говорить.

– Я увидел медведя. – Это была единственная ложь, которую я смог придумать в свое оправдание. – Извините меня.

Маршал Фармер тяжело дышал, как будто не кобыла, а он сам только что скакал через болото.

– Медведя… – наконец прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Ты видел медведя и даже не предупредил меня? Бог мой! В следующий раз, как увидишь зверя, кричи во всю глотку, понял?

Я кивнул:

– Простите, маршал Фармер.

– Что это был за медведь? Черный? Гризли?

Я все еще подрагивал от увиденного в Топях и хотел только одного: чтобы мы уехали оттуда как можно быстрее.