Закончились манёвры. Командир полка на разборе отметил проявленную мной смекалку и находчивость. В зале начался смех, а затем офицеры стали аплодировать. Все знали, как бараны попали в солдатское меню. А вот начальника горюче-смазочных материалов командир поднял на смех. Бензовоз его отстал от колонны из-за отсутствия горючего. Заглох двигатель. Водитель долил из канистры остаток бензина, но этого было недостаточно, чтобы доехать до заправки, и старшина решил долить в бак солярку из собственной цистерны. Оставляя за собой завесу чёрного дыма, бензовоз доехал до заправки, но участок пройденного им пути ещё долго оставался покрыт густым облаком чёрного дыма. Этот рассказ командира вызвал громкий и долгий смех. В конечном счёте и старшина, и водитель бензовоза получили благодарность.
Во время манёвров или других общевойсковых мероприятий моя должность командира взвода практически исчезала, ибо автотранспорт закреплялся за различными подразделениями. Мне всегда находили занятие, и скучать не приходилось.
После учений все окунулись в работу по уходу за техникой. Совсем не за горами были окружные манёвры с участием всех родов войск Закавказского округа. Предстояло пройти трудные участки местности горного Кавказа. На сей раз меня назначили ответственным за водоснабжение. Вместе со мной назначили офицера-врача для проверки качества поставляемой воды. Это был мой тёзка, Вадим. Вместе с ним мы разрабатывали маршруты к источникам воды, пути её доставки к местам привалов.
Хочу рассказать об одном случае, который произошёл недалеко от города Болниси. Полк расположился в лесу вдоль речушки. Очень красивое место. Располагая свободным временем, я ловил на удочку форель или руками в корнях кустарника – голавля. Наш коллектив из пяти человек был обеспечен рыбой.
Так вот, потребовалось доставить воду. Мы с врачом уселись в кабину, а трое солдат – в кузов. Брезентом кузов покрыт не был, но брусья для брезента были установлены.
Мы двигались уже наезженной ранее дорогой к горному источнику недалеко от деревни. Недалеко от спуска к источнику вдруг проваливаются передние колеса газика. Как и что случилось в последующие секунды, я не знал, но нашёл себя вцепившимся в руль и абсолютно неповреждённым после совершённого машиной сальто. Ручной тормоз был сильно затянут. Врач, сидящий рядом со мной, – с окровавленной головой. Мы вышли из машины и поспешили к солдатам. Двое из них были выброшены и лежали в стороне, а третий был под машиной, прямо по центру. Этот солдат был повреждён, но в полном сознании. Врач стал оказывать ему помощь, вытащив его из-под машины. Был слышен крик женщины на грузинском языке, призывающей к помощи. Эхо крика её разносилось далеко-далеко, и быстро стали собираться люди, предлагая помочь. На лошади приехал местный врач. Он сделал укол солдату, а затем и врачу, Вадиму. Голову тот повредил о кронштейн для открывания лобового стекла. Постепенно всё успокоилось, и мы решили отправить солдата в больницу Болниси на гражданской машине.
Я подошёл к месту падения и ахнул. Ещё вчера накатанная полевая дорога была срезана бульдозером так, что образовался трамплин высотой сантиметров сорок. ГАЗ-63 с высоким клиренсом перевернулся при скорости движения тридцать-сорок километров в час. Как я тогда затянул ручной тормоз, я не знаю и сегодня. Газик стоял в десяти метрах от пропасти, цистерна не сдвинулась, и лишь брусья поломались, приняв на себя удар. Высота пропасти была метров двадцать. Внизу находился источник воды. Ехал бы я со скоростью более высокой, я не уверен, что нашёл бы себя и солдат. Мы поблагодарили людей за помощь. Спустились к источнику и, набрав воды, вернулись в расположение полка. Тут же я направился доложить командиру о том, что произошло. Он поинтересовался здоровьем солдат и попросил нас написать рапорт о случившемся и причине аварии. Рапорт я подал и твёрдо знал, что командир так просто аварию не оставит. Кто-то поплатится за проделанную работу. Чуть позднее командир взял с собой врача и отправился в больницу, где находился солдат.
Манёвры 1958 года закончились. Всё стало возвращаться к нормальной войсковой жизни. Трагедией этого года была смерть командира – полковника Новикова. Ему было всего сорок два года, когда инфаркт остановил его сердце. Весть о смерти командира мигом облетела не только Тбилиси, но и все близлежащие колхозы, совхозы, деревни и сёла. Как личность он всем помогал и всех любил. За свою недлительную, но довольно насыщенную службу я не встречал командиров, подобных Новикову. В нём было столько положительных качеств, что даже что-нибудь отрицательное не замечалось, ибо оно было мизерным. Детей у семь Новикова не было, но каждому молодому солдату они уделяли очень много тепла и ласки, внимания и любви. Полковник был очень требователен как к себе, так и к подчинённым, но это никогда, никогда не мешало ему быть солдатам командиром и отцом.
Похороны командира собрали тысячи людей. Движение в городе во время похорон было остановлено. Длинная-длинная колона медленно двигалась через город к кладбищу. Оркестр полка, провожая командира в последний путь, исполнял грустную музыку Бетховена. Солдат невозможно было остановить. На постах в карауле осталось по одному солдату. Все хотели присутствовать на похоронах, и казалось, что весь город отметился в этом похоронном шествии.
Но, увы, присутствовали не все. Это был командир дивизии. Позднее мы узнали истинную причину смерти полковника Новикова. Не любивший нашего командира, на разборе прошедших манёвров комдив незаслуженно проводил систематические нападки, обвиняя Новикова в неправильных действиях. Будучи человеком очень чувствительным, полковник не смог перенести несправедливых обвинений и оскорблений и, как результат, ушёл.
Ушёл командир, но в памяти моей он навсегда остался как хороший человек, отличный командир, как человек, умевший смотреть вперёд и видеть будущее, исключительно честный. Он проделал в полку революцию, очистив его нутро от грязи и нечисти.
Через пару месяцев прислали нового командира, который учился в академии вместе с комдивом. Сработала протекция, но кто-то долго не хотел его утверждать. Поведение нового командира насторожило весь офицерский состав, а позднее посыпались рапорты об увольнении. Двадцать четыре рапорта легли на стол нового командира. Каждого вызывали на собеседование и обвиняли в саботаже. На глазах у офицеров рвали их рапорты. Процедура уговоров длилась много времени, и были такие, которые сломались. Начальник разведки полка Кудреванов Василий, Анфимов Лев и я решили бороться до конца. Кудреванов ушёл первым, за ним через полгода ушёл Лев Анфимов, а я сумел уйти спустя полтора года. Решил я поступить в университет на юридический факультет, но новый командир и слушать не желал об этом и не дал мне разрешения. Я не остановился на этом, искал другие пути для поступления и наконец нашёл. Нашёл на свадьбе дочери командира полка связи, где я пел в составе оркестра. Это выступление было инициативой Анатолия. И вот так, в восемнадцати километрах от Тбилиси, в курортном городке Коджори, сыграли свадьбу, а я возвратился домой с бланком – разрешением на поступление в университет. Я подал документы и был единственным офицером, принявшим участие во вступительных экзаменах, которые ухитрялся сдавать, отыскивая разные пути добраться до университета в рабочее время. Мне очень много помогал начальник штаба – полковник Осипов. Он посылал меня в нужный для меня день или патрулировать, или в какую-нибудь поездку. Однажды я приехал на экзамен на бензовозе. Громадное ему спасибо. Он навсегда остался в памяти моей как светлая личность.
В один прекрасный день я нашёл свою фамилию в списках прошедших вступительные экзамены и был зачислен на юридический факультет Тбилисского университета. Начался первый семестр. Я уходил рано утром, чтоб меня не видели. Я понимал, что долго это продолжаться не могло.
В один из мартовских дней 1959 года донесли командиру, что я поступил в университет, и, как следовало ожидать, сработала реакция командира. На офицерском суде я заявил, что не желаю продолжать служить в армии, а хочу поменять свою специальность на гражданскую. Как результат, меня разжаловали и лишили одной звёздочки. Я публично заявил на суде, что меня ничто не остановит и что лучше было бы, если командир подписал мой рапорт на увольнение.
– Не хочешь – заставим! – свирепо произнёс командир. – Служить будешь. Это я тебе обещаю.
Приказом меня вывели за штат, и начались мои беды. Я получал деньги только за звание, и этого было явно недостаточно. Я порой просто голодал и довольствовался пивными дрожжами с булочкой.
В ноябрьском параде я отказался участвовать, мотивируя это тем, что я вне штата. Я получил двадцать суток ареста и отправился на гауптвахту. Условия жизни на гауптвахте были разработаны начальником гарнизона, полковником Макушевым. Это был просто фашист. За стенами гауптвахты кончались армейские законы и начинались комендантские. Макушева боялись все, кроме меня, ибо мне терять было нечего, и я стал требовать нормальных условий для арестованных офицеров. Каждый вечер нас заставляли носить тяжёлые металлические койки на второй этаж, в комнату, где мы проводили свой арест, а утром – относить эти же койки вниз. Мне представилось встретиться с полковником Макушевым и пожаловаться ему. Я предупредил его, что, если будет продолжаться нарушение, я буду жаловаться выше, пока не добьюсь справедливости. Он предупредил меня, что, если я буду жаловаться, он добавит мне ещё несколько суток. Но получилось так, что приказом по округу меня должны были откомандировать для участия в концертах, и ни моему командиру, ни полковнику Макушеву никак не удалось упрятать меня. За мной приехал шофёр командира на его машине, и надо бы видеть злобу и одного, и другого, когда я очутился на свободе.
За время моего отсутствия командир сфабриковал на меня материал и отправил в военную прокуратуру. Меня стали вызывать на допросы, но везде и всегда я говорил одно и то же: хочу, мол, уволиться. Многие из прокуратуры меня знали. Знали они и истинное намерение командира полка. Мне посоветовали обратиться в отдел дивизии или округа с заявлением о переводе.
– В противном случае он тебя съест, – говорили следователи.
Из городка я убрался и жил у своей приятельницы Вали Собанской, с которой познакомился во время одной из командировок. Красивая блондинка, она покорила меня с первого взгляда. Это случилось в поезде. Я ехал в Очемчиры с маленьким чемоданчиком, полным денег для офицерских зарплат. Деньги эти мне следовало передать на артиллерийском полигоне. Город этот находится недалеко от Сухуми. Вечером я занял в проходе боковую полку, уложил маленький чемодан под голову и уснул. Ночью что-то случилось в вагоне. Был шум, но я не обратил внимания. Утром я увидел сидящую за столом красавицу в окружении пассажиров, она говорила о краже. Я спустился вниз и стал соучастником разговора. Украли чемоданы и прочие вещи.