— Я знаю.

— Он превратил твою жизнь в ад с тех пор, как ты покинула Корсику… и даже раньше. И он сделал то же самое для каждого на этом пляже сегодня вечером. Он заставил Мару принять решение, которое она никогда не должна была принимать.

— Я знаю.

— Ты поступила правильно.

— Я знаю! — наконец, кричу на него я.

Я даже возмущения вызвать не могу. Я просто смотрю на него, ничего не выражая, глаза такие же плоские и холодные, как изнанка луча. Он действительно думает, что эта маленькая речь поможет мне почувствовать себя лучше? На моих руках до сих пор кровь. Я пытаюсь стереть ее о рубашку или джинсы, но только больше пачкаюсь. Кровь повсюду.

Желчь подступает к горлу, и мне приходится сглатывать рвотные массы.

Внезапно избавиться от крови Каллена — это все, что имеет значение.

Майер не пытается остановить меня, когда я ползу к океану. Он просто встает и следует на безопасном расстоянии. Голоса изгнанников, армии Фриды, становятся все громче, поскольку они начинают спорить о том, что делать с Калленом и телами стражей. Я должна быть благодарна за их помощь, но я могу представить их только как стервятников, ссорящихся из — за туши. Я хочу крикнуть им, чтобы они столкнули его в океан и покончили с этим. Бросьте Каллена, его стражей и других мертвецов в океан. Если Корсика хочет вернуть своего короля, они могут его получить.

Я достигаю океана до того, как начинаются нешуточные слезы. Боль пронзает мои руки, когда соленая вода хлюпает в порезы, но я стискиваю зубы и проталкиваюсь сквозь нее. Прилив лижет мои руки, лишая их крови менее чем за минуту.

Этого не достаточно.

Я раздеваюсь и устраиваюсь в приливе, желая, чтобы соль вымыла остальную часть меня, смыла с меня все, что произошло сегодня ночью.

Я знала, что Каллена можно остановить только насилием. Я просто никогда не ожидала, что я буду тем, кто совершит это. Да, у меня были веские причины, но…

* * *

Я не знаю, как долго я остаюсь в океане, но когда я, наконец, возвращаюсь к берегу, я благодарна облакам, скрывающим лунный свет. Меньше всего мне сейчас нужно, чтобы Майер увидел мою наготу. Он держит голову повернутой, когда протягивает мне одежду, и я вытираюсь. Затем он протягивает мне еще несколько вещей, и когда я их осматриваю, я обнаруживаю мужскую рубашку, порванную, но все еще относительно чистую. Ниже джинсы, грязные, но без крови. Я поднимаю на него взгляд, ничего не понимая.

— Это твоя одежда, — глухо говорю я.

— Была, — кивает он. — Но теперь она твоя, и она понадобится тебе, чтобы уйти отсюда и вернуться домой так, чтобы никто не заметил.

— Но тогда ты застрял в трусах? — указываю я и чувствую, как непрошеный жар заливает мои щеки, когда я указываю на этот факт — он стоит полуголый передо мной. Не теряя времени, я набрасываю его рубашку через голову, а затем встаю, замечая, что она опускается почти до колен. Вряд ли его джинсы мне подойдут, но я все равно их натягиваю.

Майер делает долгую паузу, прежде чем сказать:

— Они мне не понадобятся.